Да, история приключилась…
Впрочем, рано за голову хвататься. Кровь взяли, наказали строго-настрого явиться через четыре дня, там видно будет. Выпадут кресты — как Михаилу мужики в очереди объяснили, кресты какие-то должны выпасть, если болен, — тогда и… Неохота и думать, что тогда.
А пока жить. К детям своим почему-то остро потянуло — выходил из диспансера и прямо вот до щемоты, до нетерпения захотелось что-то для детей сделать! И для Степки, и для Настеньки, и для Маши, пусть не родная, все равно своя, ребенок… На озеро, что ли, всех свозить? В цирк сводить? В цирк! Давно Степке обещал. Обязательно — в цирк!
Жизнь пошла юзом, такими вот пробуксовками…
Обшарпанный темный подъезд, узкая чистая лестница — поднимался по ней Михаил, и снова пробирал его знакомый холодок и слабость. По этой лестнице нес на руках молодую жену в подвенечном уборе, потом кулек из одеяла с первенцем своим… А теперь подъезд, лестница, квартира — чужое! Должны стать чужими. А как станут, когда та самая жена, сын-первенец остались, живут здесь…
Позвонил. Как обычно, ждал, пока откроют, в волнении, с боязнью смутной: слишком непредсказуемый человек Лариса…
Дверь открыла не Лариса. Открыло какое-то молочно-белое пятно с лиловым лепестком губ. И скривились эти губы, как бы ухмыляясь, раздумывая, пускать его, Михаила, нет. Марина, Ларискина подруга… В памяти сразу мелькнула та ситуация, когда Михаил застал беременную замужнюю Маринку с любовником на собственной брачной постели. Теперь она вызывала у Михаила прямо-таки физически ощутимую брезгливость. Он считал, ее уж и в природе не существует, по крайней мере, исчезла из Ларкиной жизни, нет, здесь! Сколько раз Михаила трясло, когда он заставал жену в компании этой Марины и подобных ей — пьянющими!.. Сколько потом слов выговаривал Михаил жене: вразумительных, бестолковых, вкрадчивых, всяких!.. И та уж поймет вроде, застыдится, поклянется всеми святыми — опять эта Маринка откуда-нибудь явится! Сам, конечно, виноват, надо было сразу разогнать их шайку-лейку, да чего греха таить, поначалу нравилось посидеть в веселой беспечной компании, выпить… Стоит, скривила губы…
— Позови Ларису, — попросил Михаил.
— Зачем она тебе?
— Какое твое дело!..
Смотрит на Михаила — глазом не моргнет. И ни с места.
— Позови. Или пусти — войду. — Михаил старался спокойно говорить.
Подумал, сказать, может, что видел ее шулера при деле… Да больно уж с души воротило… Муж, наверное, все на тепловозе… Неужто он ничего не замечает, не понимает, что жена его не из тех женщин, которые терпеливо ждут мужей из долгих командировок?! Ее в соседней комнате оставить опасно. Хоть какой доверчивый будь — мыслишки ревнивые должны шевелиться. Что она говорит в свое оправдание? Наверное, то, что говорят в таких случаях все: «Как ты можешь обо мне такое думать?!» Самое невероятное — она на шесть лет моложе Лариски!
— Ларочка, к тебе гость, — смилостивилась Маринка.
Лариса наконец появилась, лениво, будто нехотя. Встала в двери. Тоже губы чуть скосила. Бровки подняла: кто, мол, такой и откуда взялся? Голову набок, бедро в сторону, огненные волосы по плечам. «Красивая все-таки, зараза, — Михаил подумал. — Даже нет, не то чтоб красивая — соблазнительная».
— Может, впустишь? — заговорил Михаил.
— Нечего. Говори здесь, чего надо?
— Веселитесь все, празднуете?! — не сдержался Михаил. Он не хотел этого говорить, обвинять, да больно уж его зарядила раздражением Маринка.
— Не твое дело! Я не хожу, не смотрю, что вы там делаете!
— И эта… Помойка здесь!
— Твоя Таня одна хорошая, и иди к ней. Чего приперся? — Лариса была, конечно, много спокойнее Михаила.
— Доведет она тебя. Она же нормальную человеческую жизнь прямо ненавидит. Между прочим, я тебе раньше не говорил, но она мне вон там, на кухне, почти открытым текстом кое-что предлагала…
— Ты чего хочешь? Я тебе друзей не выбираю. Говори и убирайся. Нечего тут распоряжаться!
— Здесь мой сын!
— Твои дети у тебя дома с красавицей твоей бессловесной, с грустными глазами.
— Где Степка? — Михаил все же взял себя в руки, посуровел.
— Зачем он тебе?