Выбрать главу

— Я куплю, — оживился мальчик: ему самому хотелось угостить девочку.

— Хм… Куплю! Богач нашелся. Возьмите и нам принесете, — вовсе женщина просветлела.

Мальчик и девочка перешли по подвесному мостику с острова на большой берег.

— А почему папа твой не купается? Сопрел совсем, — поинтересовался Степка.

— Не любит… Он бы и не пошел, он очень занят всегда. И мама не пошла бы. Из-за меня пошли. Я просилась… Они боятся, что я потом к ним не захочу…

— Как не захочешь?!

— Я живу то у них, то у папы. А это не папа… Я его раньше, когда маленькая была, тоже звала папой. И того, настоящего, звала папой, и этого. И жену папину звала мамой: папа сначала один жил, а потом тоже женился. Было два папы и две мамы. Из садика забирали то одни, то другие. Надо мной ребята стали смеяться. Я поняла тогда: бывают только — один папа и одна мама. Перестала звать этого папой, а ту — мамой… Ты понимаешь, что я говорю?

— Понимаю… Бывает один папа и одна мама.

— Мне сначала очень нравилось, что у меня два папы и две мамы — мне те и другие куклы покупали и игрушки. Ни у кого из девочек столько кукол нет! А потом поняла… Мама родить ребенка этому… не может, и у папы новая жена не может. Я одна. Папа, тот, настоящий, хороший. И жена его хорошая. Эти хуже. Скучные такие… Ужас! Но что сделаешь, мама же… А у тебя, наверное, хорошие папа с мамой? Пускают тебя одного!

— Хорошие, — согласился мальчик, — но тоже вместе не живут. По отдельности хорошие, а вместе не могут.

— Разлюбили друг друга?

— Не знаю. Мама говорит, что папа разлюбил. Папа ничего не говорит, переживает только…

— Что сделаешь…

Дети купили мороженое, два брикетика распаковали, стали есть. Другие два — понесли взрослым.

— Больше всего люблю мороженое! — говорила девочка. — Мороженое и землянику.

— А я еще арбузы и пельмени.

— И я арбузы и… пельмени не так. А еще виноград, клубнику, малину… ананасы!.. А ты, — зашептала она, — курить пробовал?

— Пробовал. Не понравилось.

— Мне тоже…

Мальчик издали еще заметил и, приближаясь, то и дело поглядывал на стайку пацанов постарше около подвесного моста. Он догадывался, зачем они там стоят. И не ошибся.

— Жених с невестой поехали за тестом, — поддразнил один, самый малый, но Степки покрупнее, постарше.

Мальчик напрягся, сделал вид, что ничего не слышал. Шел с девочкой мимо, нес мороженое.

— Дань! Куда? Дань за проход, — перекрыл путь другой.

Мальчик знал все заранее, весь ход событий.

— Мы мороженое несем папе с мамой, — сказал он с тоской, по возможности спокойно.

— Обойдутся. Дань: или мороженое, или по десятику с рыла.

Как он, Степка, ненавидел драку! Люди — и друг друга бьют! Неужто самим не противно?! Пусть победил, пусть даже нехорошего поколотил, но ведь само же по себе — противно!

— Пусти.

— Дань! Давай или сам возьму.

Девочка жалась к нему, Степке. Искала защиты. В Степке из маленького цепенеющего комочка в груди разрастался зудящий шар. Жег. Что же делать, когда унижают, издеваются? Бить в ответ? Бить или поддаться. Неужто только это?..

— Ой!.. — вскрикнула девочка: кто-то сбоку дернул ее за кудряшку. И одновременно потянулись руки к мороженому.

— Бабий пастух!

Шар лопнул. Все померкло. Осталось только лицо, от которого потянулись руки… Резкий, взрывчатый, Степка бил и бил, наступая. И ошарашенный мальчишка, явно старше и крепче его, свалился под напором. Но тотчас кто-то из компании сбил Степку подножкой. Противник, упавший первым, вскочил, уселся верхом, стал молотить Степку кулаками.

И девочка все видела!.. Как его, как он внизу, в пыли!.. Степка пытался встать, изворачивался, приподнимался, но руку, которой он упирался, то и дело подсекали ногой.

В пылу он не сразу расслышал истошный девочкин крик, зов на помощь. А как-то враз, словно сдуло компанию, рядом взрослые, тоже кричат, мать Оли, а за ней и отчим.

— Что, сходили за мороженым?! — дергала за руку девочку мать, повернулась к мужу: — Говорила, нет, куда там — он больше знает! Обязательно надо на своем настоять! Обязательно на своем. Что за человек?! Лишь бы по его! Чуть девчонку не зашибли!..

Девочку уводили! Как на привязи тащилась она за матерью, оборачивалась, растерянная, не знала что сказать… Уходила! Давно Степке не было ни с кем так хорошо. Хотелось крикнуть, спросить, придет ли она еще сюда, когда придет?! Но молчал. Смотрел. Разве знает она: когда и придет ли… Стоял, не отряхивался, не вытирался. Скорее всего никогда — никогда они не встретятся больше…

Какое-то сплошное невезение!