Киваем дружно.
— Метастазов нет, — показывает вокруг.
— Она могла появиться на месте старой гематомы от черепно-мозговой травмы?
— Вполне.
— Раньше она его не тревожила. Почему?
— Разные причины бывают. Возможно, была меньше и не давила на затылочную зону. У него были зрительные галлюцинации?
Алиска поворачивается ко мне.
— Нет… Не знаю… Он не говорил.
— Опухоль находится близко к зрительной зоне головного мозга.
— Он ослепнет?
Я с содроганием думаю, что он может потерять зрение. С Алисой проходили уже это.
— Не могу такое прогнозировать. Каждый человек индивидуален. Но… Опухоль давит вот здесь, — показывает на снимке участок, где спинной мозг переходит в головной. — Если её не удалить, то в один прекрасный день он не встанет.
— Паралич?
— Да. К сожалению, у нас таких операций не делают. Нужно более точное оборудование, в нашей больнице его нет.
— А где есть? — мелькает надежда.
— Москва, Питер, Новосибирск. Там есть специалисты, которые могут помочь. Но сомневаюсь, что можно сейчас попасть под квоту. Только в частном порядке. И это дорого.
— Сумма не важна! — взмахиваю руками. — Скажите имя того, кто может решить проблему и как организовать перевозку.
— Профессор Грушевский делает в центре нейрохирургии в Москве операции. Для транспортировки можем попробовать договориться с санавиацией медицины катастроф. У них техника специальная с реанимацией.
— Реанимация? Всё так плохо? — щемит в сердце.
— Нет. Но это на всякий случай. Всякое, знаете ли, бывает. А там и врачи во время перевозки больных сопровождают.
— Хорошо. Договаривайтесь. Алиска, у тебя нет выходов на это профессора… Грушевского? — вспоминаю фамилию.
— Нет… Но я поищу. И Ника напрягу. Он по своим высшим кругам прочешет, чтоб на светилу нейрохирургии повлиять. Любят они выпендриваться, — достаёт телефон и звонит. — Гас, ты где?.. Ноги в руки и к нам… Без кофе обойдёшься! — выходит из кабинета.
— К нему можно? — с наивным выражением смотрю на доктора.
— Он спит.
— А я тихонько. Пожалуйста…
— Третий этаж, триста двенадцатая палата. Халат у дежурной возьмите и бахилы.
— Спасибо!
Забираю вещи у медсестры, пялю на себя. По пути чуть не падаю с лестницы. Скольжу на мраморной плитке. Кто придумал такую на пол клеить?
В палате пахнет хлоркой и медикаментами. Ненавижу этот запах.
Капельница подключена в руке Воронина. Лекарство медленно капает из бутылочки.
— Вы надолго? — спрашивает медсестра. — Я обедать отойду. Как лекарство закончится, прокрутите колёсико, — показывает, как сделать. — Я минут на пятнадцать.
— Да, хорошо…
Даже сквозь загар на коже Стаса проступает бледность. Веду пальцами по небритой несколько дней щеке. Щетина щекочет и заставляет пальцы немного подрагивать от приятных тёплых ощущений.
Беру за руку и смотрю на капли в стаканчике капельницы. Мне кажется, что вокруг так тихо, что я слышу, как они падают в жидкость. Всё чётче и чётче. Гул в голове нарастает.
Всегда думала, что я сильная и могу держать себя в руках при любой ситуации и решить её. Нихера я не сильная! Как любая баба ломаюсь при трудностях, которые касаются лично меня и моих близких. Снова плачу.
Неожиданно Стас стирает с моей щеки слёзы. Выхожу из оцепенения и улыбаюсь ему.
— Эй, взрослые девочки не плачут, — улыбается в ответ.
— Ошибаешься… Ещё как плачут.
— У меня всё так плохо? — смотрит на капельницу.
— Нет. У тебя всё хорошо, — лгу, сквозь слёзы. — Мы отвезём тебя в Москву, тебе сделают операцию. Алиса и Ник ищут лучшего доктора сейчас. Мы справимся.
— Значит, хреново… — зажмуривается.
— Больно?
— Не очень. Шум в ушах и голова кружится. Я пить хочу.
Осматриваюсь по сторонам. На тумбочке графин с водой и два стакана.
— Можешь подняться? — подношу ему воду.
Садится, опираясь на спинку. Жадно пьёт.
— Давно я здесь?
— Мы утром тебя привезли.
— И дед позволил?
— Я его не спрашивала. Дома кроме Дарьи и тебя никого не было, а её я слушаться вряд ли бы стала. Она тебя чем-то напоила, ты уснул.
— Кипиш теперь в деревне будет.
— Да срать я хотела на них! — озлобляюсь. — Тебе нужна помощь врачей, а они травками поят. Почему сам не попытался ничего сделать?
— Так не принято…
— Ну, да… Умереть-то проще.
— Принять свою участь.
— Не неси мне этой хрени, понятно?! В наше время надеяться, что что-то само рассосётся по велению божьему — глупо! Почти всё лечится, если вовремя обнаружить. Но нет же! Зачем к врачам обращаться, самим же можно вылечить, — срываюсь.