Миновав Тиргартен, их автомобиль углубился в один из районов среднего класса, и Хеди увидела, как целые семьи загоняют в грузовики. Водитель объяснил, что это евреи-переселенцы, которых отправляют в трудовые лагеря. Он умолчал о насилии, которое применяли солдаты и о том, как они выбрасывают мебель и пожитки из окон домов, а лишь добавил, что гости не должны были видеть подобные сцены или, по крайней мере, не в эти дни.
По мере приближения к Олимпийскому стадиону громкие крики толпы усиливались. Дирижабль «Гинденбург» бесшумно пролетел над трибунами.
На стадионе их проводили в зал для официальных лиц, который находился в задней части президентской ложи. Широкие панорамные окна с драпировками холодного цвета позволяли видеть серое небо, казавшееся отсюда ярким, даже ослепительным. Стены украшали флаги и гербы со свастикой; повсюду были продуманно расставлены круглые столы с белыми скатертями, официанты подавали шампанское и бутерброды. Хеди почувствовала озноб, ведь она понимала: пусть даже они с мужем получили специальное приглашение, их не считают здесь желанными гостями. Ее охватил страх, и она сжала руку Фрица.
Сто тысяч душ приветствовали своего вождя, когда Гитлер триумфально вступил на трибуну и занял главное место. Рядом были Гиммлер, Роммель и другие генералы, которых Хеди не узнала. Министр пропаганды Йозеф Геббельс сидел за одним из столиков в зале в сопровождении группы журналистов. Было заметно, что он не обращается к конкретному человеку, а словно бы говорит в пустое пространство, при этом взгляд его был прикован к легкоатлетической дорожке. Монотонным голосом, с безразличным выражением лица он отпускал замечания, которые переводчики пересказывали иностранным репортерам. Казалось, никто не удостоился его взгляда. Геббельс занимался планированием Международных Олимпийских игр, которые должны были продемонстрировать превосходство арийской расы. Повсюду стояли кинокамеры, а вокруг гигантской спортивной арены развевались нацистские флаги.
Хеди сопровождала Фрица, когда он здоровался с разными деятелями. Она не обращала особого внимания на то, кто они, и не читала визитные карточки, приколотые у некоторых на пиджаках. Она как будто задыхалась в этой враждебной среде и чувствовала на себе не восхищенные взгляды, а осуждение, порицание, ненависть.
Это был последний день состязаний. Немецкий легкоатлет Луц Лонг получил строгий нагоняй за то, что уступил в прыжках в длину афроамериканцу Джесси Оуэнсу, который, к огорчению нацистов, уже завоевал три золотые медали и побил несколько мировых рекордов. Перед началом эстафеты немцы оказали давление на делегации разных стран, чтобы в состав их команд не вошел ни один спортсмен-еврей, поэтому американцы не включили двух своих лучших бегунов. Однако все пошло не так; одного из них заменил Оуэнс, который выиграл на этом соревновании свою четвертую медаль. Хеди видела, как недовольный Гитлер удалился в сопровождении своих приспешников. Под девизом «Спорт и политика не должны смешиваться» иностранные делегации закрывали глаза на бесчисленные проявления дискриминации и несправедливости в спорте.
В очередной раз страх и ксенофобия шли рука об руку во всем мире.
Фриц обсуждал с немецким министром Альбертом Шпеером подробности поставок оружия, когда вдруг заметил явное раздражение своей жены. Он ничего не сказал ей, так как тоже чувствовал гнетущую атмосферу, царившую на стадионе.
К ним подошел маршал Герман Геринг. Этот тучный громогласный мужчина обратился непосредственно к Фрицу:
– Сегодня вы не можете пожаловаться, герр Мандль: все плакаты, запрещающие присутствие евреев в общественных местах, сняты по меньшей мере на эти две недели.
Это был прямой намек на его отца и Хеди. Фриц холодно взглянул на Геринга и, не ответив ему, продолжил разговор со Шпеером. А этот личный архитектор Гитлера пригласил их сесть с ним за один столик, но Фриц отклонил предложение. Сев в машину, он велел шоферу отвезти их в отель. На следующее утро у него была намечена пара важных встреч.
– Ты можешь оставаться здесь, Фриц, но сначала отвези меня в аэропорт. Берлинский воздух стал для меня невыносимым, – пробормотала Хеди.
Ее муж размышлял несколько секунд. Он сознавал, что немцы терпят их, потому что он им нужен. Однако возникал вопрос, до каких пор они будут мириться с его присутствием? Фриц столкнулся с выбором между нетерпимостью к нацистам и своей зависимостью от их денег. Материальные выгоды были значительными, но, вероятно, пришло время задуматься о том, как изящно выйти из этого сценария. Он не мог позволить себе представить, как далеко зайдут нацисты в потакании собственной ненависти.