Она все чаще думала о том, чтобы, в конце концов, уехать. Ведь было же улучшение – было! Вдали от общества, вдали от прошлого, вдали от стен роскошных домов с их обитателями. И гнала от себя единственное – лучше было рядом с Андре. Впрочем, по счастью рядом его теперь не могло быть. По счастью – потому что она позволила себе забыться тогда, в Ницце. Это перестало быть игрой для нее. Это ни минуты не было игрой для него. При всей его кажущейся легкости.
Все, что теперь ей оставалось, – снова чувствовать, как день за днем эта жизнь лишает ее сил. Шаг за шагом, вздох за вздохом. Да, теперь уже она почти ненавидела Париж, де Керси, Чарторыйских, желавших теперь проявить к ней участие… Всех их.
Непривычно звонко ударилась ложка о блюдце, словно бы кто-то ее выронил. Клэр резко подняла глаза и слишком громко переспросила:
- Как? Шайтана? Это невозможно!
- Это возможно, и это случилось, - спокойно ответила Анастази фон Кнабенау, глядя на всех и ни на кого одновременно. – Сведения мадам Шерези более чем достоверны.
Баронесса теперь уже почти нигде не показывалась. Собственно, это было ей и трудно, и неловко. Но у графини иногда бывала. Только продолжала пить чай, а не кофе.
- Барон продал Шайтана, - продолжала она спокойно, настолько спокойно, что Божена не выдержала и заглянула ей в глаза. В тех был прежний, как и полгода назад, зеленоватый свет, удивительно мягкий и одновременно острый, будто она знала что-то, чего никто другой не знал.
- Он действительно его продал, - повторила она, словно говорила не о своем муже и не о своей семье, и отпила чай из чашки.
- Продал друга? – удивленно спросила Божена не в силах молчать. Что-то резануло внутри. Глубоко. Где темно, и где затерялась она сама, в чем ни за что не призналась бы. Отчего-то ей казалось, что это ее продали. Или обманули – не все ли равно?
- Не друга – коня, - улыбнулась Настуся.
- Зачем?
- Я его попросила.
Все знали о том, что Кнабенау стеснены в средствах. Обычное дело. Ничего особенного. Кого этим удивишь? Божена улыбнулась в ответ и неопределенно покачала головой.
- Надо же… И кто этот нахал, купивший коня?
- Виконт де Бово.
Божена замерла. Он никогда не проигрывал. Во всяком случае, не скачки. И теперь у него был конь барона фон Кнабенау в качестве утешения за то, что он так и не получил женщину барона фон Кнабенау. Смешно… Сташек легко променял бы Божену на этого коня. Шайтан был ему дороже любого человека.
- Вы его укротили, - негромко произнесла Божена, - я поздравляю вас.
- Вы слишком мало его знаете, если полагаете, что его следует укрощать.
- И все-таки виконт, должно быть, отдал за это животное целое состояние! – воскликнула мадам Шерези.
- Виконт не привык мелочиться, - рассмеялась Клэр.
Он покупает коней, дома, виноградники, газеты… и пытается владеть людьми. Если это было местью, то месть удалась.
- А барон не привык брать больше того, что он запросил, - решительно ответила Анастази и достала из сумочки свое вязание. Потом заговорили о чем-то другом.
И Божена вконец разболелась после этого разговора в гостиной де Керси. Она отдавала себе отчет в том, что начала ждать того дня и часа, когда Клэр объявит, что барон и баронесса фон Кнабенау оставили Париж. Не для того ли был продан Шайтан? Сташек не выносил этой жизни здесь. Стоит уехать им, и уедет она. Время теперь представлялось ей морской волной на берегу – станешь у края и ждешь, когда вода достигнет пальцев ног. Глядишь и думаешь: которая? Которая достаточно сильна и велика?
Ей вдруг ясно стало – этого болезненного чувства не истребить. Это не любовь, не нежность, не привязанность, не привычка. Это почти ненависть. И истинная му́ка.
Все разрешилось быстро и сокрушительно. И могло бы уничтожить ее, если бы она полагала себя хоть немного небезнадежной. Но отчаявшейся Божена не была никогда.