- Ересью нынче кличут всех гуситов, таборитов и множество ещё иных братств, движений и учений. На земле, по которой ты сейчас ходишь, правят они. Так что не только за слово о Христе могут язык твой рвануть вместе с ноздрями, а за само слово "ересь". А Стари-Пльзенец у меня за спиной, как видишь, туда из Пльзени ведёт торный путь и всякая муха во весь окрест отлично об этом знает. Ты, как я вижу, не дурак, а, значит, не полез бы из города не зная дороги! Ведь в пути спрашивать опасно и ненадёжно. Шутники, лжецы, разбойники, гости издалека, а то и вовсе не встретишь не одной живой души, чтобы спросить. Неет, ты, мил человек, всё выспросил ещё в Пльзени, где для этого тысячи и тысячи добрых христиан есть! А уж ради какого баловства ко мне прицепился, подкравшись так незаметно, это уж у тебя надобно спросить...
Теперь Йиржи говорил без прежней злобы, но зато с великим подозрением. На подозрение его натолкнуло осознание того, что он как-то вдруг резко и неразумно вспылил, а потом столь же резко остыл. Слов нет, он привык отстаивать своё место под солнцем и уважение среди равных по поводу и без - но среди РАВНЫХ. А этот мужик явно был купцом, а то и кем повыше, да и вообще человеком неизвестным, а потому заведомо подозрительным! Одно дело - простоватые сельские парни, которых он знал, как облупленных, за всякое скверное слово бил, а они били его. С людьми же незнакомыми, предположительно влиятельными и опасными, он всегда вёл себя осторожно! И уж тем более, никогда бы не обиделся на обычное, в общем-то, по отношению к нему, слово "смерд". А тут такая нетипичная вспышка. И спровоцировал его незнакомец ровно после того, как подумал Малайкат младший о колдовстве, как испугался и призвал мысленно святых угодников! А во гневе он позабыл и о мыслях этих, и о страхе этом... Верно сказано в писании - всякий грех - орудие и радость Лукавого и всех слуг его, а ведь гнев - один из семи смертных!... Да и гордыню его тоже побуждал русин - редко она поднимала голову в душе молодого чеха, а ведь именно стыдом отвлёк от мыслей о колдовстве его незнакомец ещё прежде, чем гневом. Теперь надо было, как можно спокойнее, вывести нехристя на чистую воду. Холодная голова - первое дело в борьбе с тем, кто дурные людские страсти себе на выгоду поворачивает.
- Ты, вообще-то, кто такой? По говору выходит, что с востока, с волжских земель пришёл, а некоего сельского жителя в нашей стороне выискиваешь, словно римский инквизитор с запада!
- Ух и дотошен же ты, парень!
Хмыкнул русин.
- С чего взял, что мне именно человек нужен? Может, я в ремесленнике нуждаюсь, в искуснике каком для дела важного?
- Нет в Стари-Пльзенце такого мастера, какого не сыскать бы было в Пльзени! Как имя человека, которого ищешь?
- Надоело мне припираться с тобой, дружок! Не ищу я никого!
То ли напряжённое сознание юноши дало сбой, то ли ещё чего, но Малайкату показалось, что челюсти чужеземца лязгнули, словно железные! В злобе его лицо стало страшным, оно словно натянулось туже на череп, глаза выпучились и сверкнули. Но он тут же скрыл это под новой сальной улыбочкой.
- Потому, что уже нашёл. Имя этого человека Йиржи, сын Катержины и Войтеха из рода Малайкатов! И нужен он мне не как мастер какого-либо дела.
Теперь незнакомец смотрел парню прямо в глаза и Йиржи с ужасом понял, что глаза у русина не живые! В глазницах бултыхались два шарика гнилой плоти и даже смрад от них долетает через 2 косые сажени, разделявшие их!
- А сам по себе, так сказать. Как личность, как живое существо.... Как душа!
- Изыди, дьявол, именем Господним! In nomine patris, et filii, et spiritus sancti, зиклинаю тебя, изыди!...
От волнения Йиржи с трудом подбирал слова, осеняя себя крестным знамением.
- Закликаешь?
Рассмеялся русич.
- Так ты, стало быть, колдун?
- Убирайся, нечисть! Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо..
- НИКТО!!!
От этого голоса Малайкат буквально поперхнулся воздухом и замер, не в силах более говорить - так пересохло у него от страха в горле.
- Никто не может избавить людей от лукавого и от искуса, ибо они сами искус свой и сами - сосуд дьявольской сути! А теперь слушай, мальчишка.
Незнакомец вновь перешёл на нормальную речь обычной для людей громкости и тональности.
- Я знаю, что было и что будет. У тебя лишь два пути. Первый - ты отказываешься идти со мной из страха, что таким образом продашь душу Дьяволу, либо иным способом навлечёшь на себя проклятие и вечные адские муки. Тогда я уйду, ты доберёшься до Пльзени, отдашь пану Михалу его бахтерец, получишь вознаграждение даже сверх оговоренного, ибо он будет пьян и благодушен. По причине пьянства же он швырнёт тебе в голову свиной костью и набьёт изрядную шишку.... В дороге обратно ты наткнёшься на разбойных людей, и тебя убьют, а деньги заберут. Ты, видно, дурень, думаешь, как бы спокойно донести заказ до заказчика, да что грабителям твой заказ, когда им деньги нужны! Следят за дорогой, напали бы давно, да ждут, когда ты возвращаться будешь.... Но всё это не важно! Важно, что после смерти ты попадёшь в ад и будешь гореть там очень долго, и не будет над тобой никакого Страшного Суда. Ты что думал, праведником живёшь?! А сколько девок ты испортил, сколько хмельного выпил, сколько людей обидел попусту, сколько злоумышлял и сквернословил, гордился и алкал богатств неправедных? Земля на могиле твоего лучшего друга, убитого зверски, осесть не успела, а тебе хоть бы хны! Отрекся ты от него, как апостол Пётр от Христа, хотя был с ним одного поля ягодой!!
- Он не сын Божий, не пророк, он был никто!...
В смятении оправдывался Йиржи. Он был настолько шокирован и сбит с толку, что знание колдуна о смерти Ёжа его нисколько не удивило.
- Я не от истины же отрекался...
- Да, ты лишь спасал свою шкуру! А он не Христос, это да.... Только и ты не святой Пётр!! Но это будет, если ты со мной не пойдёшь. А вот если пойдёшь...
Комолов отсёк реакцию - чисто инстинктивно парень насторожился, услышав про другие перспективы. Это уже было победой, и потому некромант продолжил.
- Тогда вместо тебя продолжит путь фантом, кукла из мяса. Она получит деньги, её убьют разбойники, похоронят, её будут считать тобой. Но ты будешь жить! И жить очень долго. Ни один демон - а я не из их числа и не их подручный - не получит твоей души, ты будешь служить мне и только мне. Тебе придётся совершать многие грехи, и первый - согласие пойти со мной, но я не глуп. Богопротивные людишки, падение коих лишь день ото дня всё глубже, мне не нужны! И потому помимо свершения грехов ты будешь их ещё и искупать. Это будет трудно, но укажи мне на того, чья жизнь легка и я объясню тебе, как ты неправ, кого бы ты ни выбрал. Так что после смерти адский огонь для тебя будет гореть не больше, чем если ты умрёшь сейчас, а, если постараешься, то и меньше. И это при том, что жить ты будешь куда дольше.... Ну что, по рукам?!
Надрыв в его голосе был такой, что затрепетали листья на деревьях рядом с дорогой. Малайкат не колебался. Почти не колебался. Его привлекали обещанные колдуном блага, но верить слугам Сатаны нельзя ни в чём. Да и кто знает, не шарлатан ли перед ним? Какой-нибудь дурила-фокусник, обводящий вокруг пальца доверчивых и запугивающий легковерных. А то и кто похуже - агент церкви, к примеру, решил поразвлечься и проверить на глупом деревенском парне своё искусство убеждать и играть роли.... В любом случае соглашаться смысла не было.
- Нет! Тебе не искусить истинного христианина!
- Ясно.
Неожиданно голос чужеземца поскучнел и лишился всяких эмоций. К тому же он перешёл на русский и его слов чех теперь не понимал. Просто Стасу надоело кривляться, и он разом сорвал все печати и иллюзии, которыми для достоверности покрыл себя. Йиржи с ужасом увидел, как с произносящего заклинание (а чем ещё может быть такая тарабарщина?!) колдуна стекают какие-то полупрозрачные плёнки. Сначала изменилась одежда - вместо рубахи, портов и лаптей какая-то невероятно толстая и короткая шуба (пуховик), чёрные штаны из непонятной ткани (джинсы) и мягкие башмаки со шнурами (кроссовки). Потом вся грязь средневековья исчезла почти в один миг. Побелела кожа, стали абсолютно чистыми волосы, ногти из обгрызенных превратились в подстриженные. А дальше началась форменная дьявольщина! На нижней челюсти колдуна появились заклёпки, гнилые чёрные зубы выпали, на их месте очутились медные, полированные, заострённые на манер звериных.