– Вы говорили, что предпринимались необходимые меры, – добавил Сиддел.
– Да. Броум сказал им вполне определенно, чтобы они подождали. Я никак не мог предположить, что они окажутся настолько дерзкими…
– Если бы вы не колебались в ту ночь, не разводили бы сантиментов и вмешались бы…
– То, что вы предлагали, было незаконно.
– А то, что собирались сделать вы, разве было законно? По крайней мере осуществись мой план, и она оказалась бы под постоянным контролем.
Фартингстоун отошел на шаг в сторону. Сердце у него неприятно затрепыхалось. В последние месяцы ему пришлось пережить большие неприятности. Все эти треволнения вызывали патологическое сердцебиение.
Он постарался взять себя в руки и снова посмотрел на Сиддела:
– Броум будет разозлен этим их шагом. Ему придется согласиться ускорить рассмотрение моей петиции. Если суд объявит ее недееспособной, церковь аннулирует брак.
Сиддел презрительно фыркнул:
– Дюклерк наверняка выступит вашим оппонентом. К тому времени, когда все разрешится, он позволит ей продать всю недвижимость, которой она владеет. Он относится к числу тех, кто предпочитает землям деньги. Их легче проматывать. – Нахмурившись, он провел пальцами по черным волосам. – Черт бы побрал этих Дюклерков! Когда она якшалась с Леклером, в этом еще был какой-то смысл, но ее брак с Данте – сущее безумие.
Фартингстоун был не слишком высокого мнения о Дюклерке, однако в отличие от Сиддела не считал Данте дураком. К тому же Дюклерк мог испытывать какое-то чувство к Флер. Персональный интерес Сиддела к Флер ему всегда казался не вполне здоровым.
– Необходимо приоткрыть некоторые детали, если вы хотите, чтобы все уладилось как можно быстрее, – сказал Сиддел – Нужно, чтобы все узнали, что она вела себя странно. Возможно, вам придется дать понять, что подобные странности наблюдались и у ее матери. Необходимо создать вокруг нее общественное мнение. Тогда Верховному суду будет легче.
Сердце у Фартингстоуна снова дало сбой. Флер – это одно, а вот Гиацинта – совсем другое. Пусть он женился на ней и не по любви, но он до сих пор оставался лояльным по отношению к ней.
Он перевел взгляд нагазету. Он не одобрял того, что предлагал Сиддел, но, вероятно, другого выхода не было.
Флер сама виновата во всем. Если бы она прислушалась к аргументам… так нет, она никогда никого не слушала и вот теперь вышла замуж за этого человека.
– Если мне удастся добиться аннулирования брака по причине ее недееспособности, она не сможет выйти замуж ни за кого другого. – Он сказал это с небрежным видом, однако хотел, чтобы его намек был воспринят.
– Разумеется. Поскольку вы заколебались в ту ночь, тот план теперь не пройдет.
– В таком случае мы обо всем договорились. Я найду способ преодолеть осложнения, которые создал этот брак.
– Надеюсь, мой друг. – Сиддел поднялся и направился в гардеробную. – В конце концов, это только ваша проблема, и так было всегда. Я всего лишь заинтересованный наблюдатель, который пытается помочь вам найти выход.
Через неделю после того, как о браке было сообщено в лондонских газетах, Данте вошел в игорное заведение «У Гордона». Его появление сопровождалось бросаемыми украдкой взглядами и усилением гула голосов в прокуренном затемненном зале.
Он направился к группе молодых людей, сидевших в северо-западном углу. Несколько лет назад кто-то окрестил тех, кто там постоянно собирался, компанией младших сыновей. Всем им от рождения светили уменьшенная доля наследства и не слишком радужные матримониальные перспективы.
Большинство из них Данте видел впервые после своего несостоявшегося бегства во Францию. Некоторые сообщили о его появлении, предупреждающе толкнув соседа в плечо. При его приближении все больше глаз устремлялось на него. .
Он взялся за стул возле стола для игры «в двадцать одно», за которым сидели Маклейн и Колин Бершар – любезный светловолосый второй сын графа Динкастера.
Сидевший через три стола молодой человек поднялся и преувеличенно церемонно поклонился Данте. Затем принялся похлопывать по столу.
За ним поднялся еще один, потом их оказалась целая дюжина. Все они ритмично стучали по столам. Даже Колин и Маклейн оказались на ногах. Вскоре Данте оказался в центре людей, устроивших ему овацию.
Молодой человек, который был инициатором аплодисментов, поднял бокал:
– Джентльмены, тост за великого человека из нашей среды! Да будем мы все наказаны за наше распутство и грехи таким же образом, каким настигла Немезида его.
– Как видишь, на них это произвело впечатление не меньше, чем на меня, – сказал Маклейн, после того как все вернулись к своим занятиям. – Мы восхищены тем, что ты не только избежал разорения, но и женился на богатой и красивой Флер Монли. Только женитьба Адриана, брата Бершара, на герцогине Эвердон может сравниться по триумфальности с этим событием.
– Брак моего брата – это брак по любви, – заступился Колин.
– Разумеется, – согласился Маклейн. – Так же, как и брак мисс Монли с нашим другом, я уверен в этом. Это еще одна причина для того, чтобы праздновать. Я рад снова видеть тебя в нашей компании, к тому же так скоро после свадьбы.
– Моя жена не только красива, но и обладает замечательным нравом. Она не считает, что нужно не отходить от нее в течение нескольких недель, словно мы вступили в период траура.
Он не добавил к этому, что одна неделя их совместной жизни была наполнена напряженной, осторожной вежливостью. Его жена, судя по всему, не была удивлена или огорчена тем, что он оставил ее одну в этот вечер.
– Женщина весьма широких взглядов, – прокомментировал Колин.
– Пожалуй, – протянул Маклейн. – Хотя муж ее матери может преподнести это обществу несколько иначе. Подозреваю, что он всем будет навязывать свою интерпретацию.
– Фартингстоун? Он любит распространять слухи?
– Маклейн, как всегда, несдержан, – сказал Колин.
– Что говорит отчим моей жены?
– Что ты воспользовался недееспособностью душевно больной женщины, в которой тебя не интересует ничего, кроме ее денег, – ответил Маклейн. – Не смотри на меня так свирепо, Бершар. Если сплетню слышал весь город, он тоже должен о ней знать, чтобы строить отношения с этим человеком.
– Фартингстоун проявляет стойкий интерес к делам моей жены. Впрочем, я ожидал всяких циничных слухов от него и ему подобных.
– Он говорит, что рассказывает «правдивую историю». Все знают, что он ходил к лорд-канцлеру Броуму в связи с ее состоянием и что вам было сказано, чтобы вы дождались решения Верховного суда. Всем известно, что Броума очень рассердило похищение. Все знают, что она выкупила тебя из дома предварительного заключения должников за пятнадцать тысяч.
– Я уверен, что Дюклерк счастлив услышать, что о его женитьбе треплют языки во всех клубах и гостиных, – за метил Колин. – Ты переплюнул самого себя по части бестактности, Маклейн.
– Для того друзья и существуют.
Данте показал жестом на окружающие столы:
– Если все слышали претензии и обвинения Фартингстоуна, то подобный прием меня удивляет.
– Порядочные люди полагают, что ты нашел счастье в браке с богатой женщиной. Подлецы и негодяи, столкнувшись с подобным случаем, склонны считать, что ты урвал кусок, как это сделали бы они сами.
– Кто бы и во что ни верил, я хочу ясно заявить, что моя жена отнюдь не душевнобольная.
– Разумеется. Всякий, кто знаком с тобой лично, без труда поймет, почему совершенно здоровая мисс Монли вышла за тебя замуж. Женщины липнут к тебе, как железо к магниту, и кажется, что даже ангелы не остаются равно душными. Я хотел, чтобы ты поделился своим секретом. Хорошие женщины бегут от меня.
– Ты не знал бы, что делать даже с одной хорошей, – заметил Колин.