Если она в этом преуспеет, Сиддел лишится не только выплат Кавано. Прекратятся все поступления, благодаря которым он живет и наслаждается жизнью. Наследство его дяди потеряет всякую цену.
Он вернул письмо Фартингстоуну.
– Разумеется, вы не должны позволить, чтобы это произошло.
– Проклятие, я это отлично знаю. Но я не имею понятия, каким образом ее остановить! Адвокат Дюклерка забросал Верховный суд прошениями и ходатайствами, и мое заявление не может пробиться сквозь них. Пройдут месяцы, прежде чем его хотя бы примут к рассмотрению, а к тому времени… – Он покачал головой и закрыл глаза. – Я узнал, что она уже спроектировала школу. Она вскоре собирается начать строительство.
– Не так уж скоро, если вы пошевелитесь. Эти проекты должны быть заказаны и утверждены, нужно укомплектовать штат. Чтобы начать, потребуется какое-то время. Однако же все это выглядит угрожающе.
– Дюклерк, вероятно, склонит своего брата купить остаток земель, так что у нее будут средства для строительства. Или его друга Сент-Джона. Или Бершара. Земля всегда желанна. А когда у нее в руках будут средства, она начнет строительство школы.
– Вы должны удержать их от продажи земель и строительства. Это нетрудно понять.
– Вам легко этого требовать. Но каким образом это сделать? Я не вижу способа!
– Он есть.
Фартингстоун замер, уставившись в половицы.
Сидцел подошел к окну и выглянул на улицу. В памяти его возник образ Флер в плаще с капюшоном, которую он впервые увидел в церкви, ее голубые, сияющие от возбуждения глаза, когда она рассказывала ему о своем безумном проекте. Она была очень похожа на ту девушку, которую он когда-то любил…
Ладно, ничего путного подобные сантименты сейчас не принесут. Она теперь уже не девушка, а замужняя женщина, преисполненная решимости предпринять действия, которые серьезно осложнят ему жизнь.
– Мне интересно знать, Фартингстоун, что случится с собственностью в Дареме, если нынешний ее владелец умрет, не оставив детей?
Ответ последовал не сразу.
– Она завещана благотворительной организации для реформирования тюрем.
Сиддел повернулся к нему лицом.
– Я всегда считал, что реформа тюрем – вещь весьма стоящая и заслуживает всяческой поддержки.
Фартингстоун отвел глаза. Он ничего не сказал. Румянец на его лице сменился бледностью.
Флер собрала все письма и бумаги, относящиеся к ее большому проекту. Она извлекла их из письменного стола и положила в сундук вместе с чертежами строительства школы.
Закрыв крышку сундука, она подумала, что впредь не будет испытывать трепета при проектировании железной дороги. Раньше это волновало и возбуждало ее. Даже секретность была ей по душе. Она по глупости думала, что способна успешно с этим справиться. Столь сложные планы могут рухнуть при одном неверном шаге. А здесь была большая ошибка. Ее имя – Хью Сидцел.
В конечном счете она построит школу. Независимо от большого проекта. Она найдет способ финансировать ее. Данте ей поможет в этом.
Данте. Она сожалела, что большой проект не увлек ее сегодня. Она сходила в театр с Леклером и Бьянкой, Данте к ним не присоединился. Он куда-то исчез, и Флер старалась не думать о том, куда он мог пойти.
Новый вид ревности собирался пустить корни в ее сердце. Она пыталась противостоять ему, понимая, насколько это разрушительно.
Она решила не думать, какую жизнь ведет Данте, когда покидает дом, а сосредоточиться лишь на том, что их соединяет вместе.
Было еще не слишком поздно, однако она стала готовиться ко сну. Она решила, что не откажется от этой привычки. Она не станет лгать себе, не будет воображать картину, в которой он проводит время с другой женщиной, но сделает так, чтобы не знать, если он не возвратится ночью домой.
Флер легла, но сон к ней не шел. Сквозь приступы дремоты к ней являлись образы Данте, и на сердце у нее было тяжело.
Внезапно она сразу проснулась. Повернув голову, увидела свет в комнате, возле двери в гардеробную.
– Данте?
Он подошел к ней:
– Я думал, ты уже спишь.
– Пока нет.
Он поставил канделябр из двух свечей на стол и присел у нее на кровати.
–Понравилось тебе в театре?
– Очень. Ложа твоего брата была заполнена. Жаль, что тебя не было. – Флер тут же спохватилась. Спеша исправиться, она села рядом с ним. – Прости меня. Я понимаю, что даже быть по-настоящему женатым не означает, что мы должны каждый вечер проводить вместе. Это неразумно с моей стороны.
Он развязал галстук и отбросил его в сторону.
– Не извиняйся. Я не хочу, чтобы ты становилась слишшком разумной. Я хорошо знаю, что означает безразличие.
Данте молча снял воротник и жилет. Она словно слышала, как работает его мозг.
Он сделал довольно долгую паузу, прежде чем продолжил раздеваться.
– Ты не спросила меня о том, как я провел вечер, Флер.
Она не знала, что на это сказать.
– Я понимаю, почему ты не спросила. Ты тренировалась в том, чтобы быть разумной, не так ли?
– Да. И не слишком преуспела в овладении этим искусством.
– Я посетил свои клубы. Это было довольно скучно. Карты меня сейчас не интересуют, как бывало раньше.
– Ты выиграл?
– Да, но все равно спустя некоторое время мне стало тоскливо. Я подумал, что твоя компания мне гораздо интереснее.
– Я рада этому.
– Маклейн считает, что моя сдержанность – это твоя вина. Он сказал, что брачные игры убили во мне любовь ко всем остальным.
– Мне хотелось бы верить в это, Данте. Однако ты был светским человеком в течение многих лет, и я думаю, что ты знаешь гораздо больше игр, чем я могу себе представить.
– Никакого сравнения. Ты вне конкуренции.
Это была неправда. Безгрешная Флер Монли мало что могла предложить мужчине с таким богатым светским опытом. Даже богиня Флер Дюклерк проигрывала в этом плане.
Он повернулся к ней и принялся расстегивать пуговицы ее ночной рубашки.
– Ты хочешь научиться другим играм, Флер?
– Я настолько невежественная, что не представляю, какие они могут быть, и потому не знаю, хочу ли им научиться.
– Я уже показал тебе одну.
Она понимала, что он имеет в виду.
– Другие, должно быть, доставляют удовольствие женщинам, а не мужчинам.
– Я получаю огромное удовольствие, когда заставляю тебя вскрикивать и стонать.– Он спустил с нее ночную рубашку, и она оказалась совершенно нагой. – Если быть точным, я показал тебе лишь половину всего.
Он поцеловал ее, продолжая обнимать, словно они сидели рядышком не на кровати, а на садовой скамье.
Флер судорожно пыталась сообразить, что он имел в виду. Данте почувствовал ее недоумение. Когда он снова поцеловал ее, она заметила, что он улыбается.
Повернув ее, Данте уложил ее на спину к себе на колени, так что ее голова и плечи оказались на одной стороне его бедер, а ее бедра—на другой. Ее тело оказалось выгнуто вверх и выглядело весьма уязвимым. Она даже не могла его обнять.
Он стал обводить медленным взором все ее тело. Его ладонь повторяла тот же самый маршрут. Ее тело сделалось чувствительным, предвкушая неведомые ощущения.
Легкие поглаживания щекотали и возбуждали. Ожидание более целенаправленных прикосновений едва не сводило с ума. Его пальцы скользили близко от сосков и бедер, но не дотрагивались до тех мест, где ей хотелось их ощутить. Тем не менее ее возбуждение медленно и неуклонно возрастало.
– Нет никакого сравнения, Флер. – Он опустил веки, его рука коснулась соска, заставив ее ахнуть и податься вперед. – Мне бесподобно хорошо с тобой.
Его ладонь нежно кружила вокруг груди. Лежать вот так, наблюдая за тем, как он следит за нарастанием ее возбуждения, не имея возможности обнять его или спрятать собственное вожделение, было невероятно эротично.
Его фаллос прижался к ее правой груди, и она согнула руку, чтобы потрогать его. Он впился в нее взглядом, в то время как его руки продолжали рисовать захватывающие дух узоры на ее теле. Она слегка дотронулась до фаллоса, и теперь их эротическая пытка будет взаимной.