Когда ремонтировал Торговый Центр, сколько уворовал? А когда строил дворец русскому лидеру, сколько на пару стащили? Напомнить?
Всё о тебе знаем, всё.
Что пивко любишь под свиные ножки, что храпишь, что мучают газы.
Вот тебе совет: улепетывай, пока цел. А лучше добровольно сдайся правосудию — всё равно ведь найдут.
Не послушаешь — пеняй на себя.
Доброжелатели».
По данному образцу Клайн и Дустер быстренько настряпали еще пять посланий, вслед за чем отнесли их Фройту. Тот похмыкал, вымарал проскользнувший матерок, велел набрать на компьютере. Компьютер был тут же, в его кабинете.
Сменяя друг друга, методом орла (полетал — клюнул), чудики с грехом пополам набрали текст. Фройт в это время, откинувшись в своем кресле, лениво поучал, что нечего тут кряхтеть, что всякий труд полезен, а труд машинистки тем более, и что грамоте нужно учиться сызмальства, тогда не будешь гадать, как правильно писать слово «фрикаделька».
В конце концов письма были распечатаны на принтере, после чего Фройт сказал:
— Эй, Уцуйка, сослужи службу.
В углу за шкафом что-то стукнуло. Не вылезая из своего укрытия, гном проворчал недовольно:
— Чего вам?
— Надобно разнести письма по адресам, — сказал Фройт. — Но так, что вот сидит господин З. за столом, а перед ним письмо — шварк. Внезапно.
— В суп? — уточнил гном. — Чтоб с брызгами?
— Зачем же в суп. Сидит он, понимаешь, один, без супа. А перед ним письмо — шварк.
— А-а, — понятливо отозвался гном.
— Да ты вылезай, не бойся, — сказал Фройт. — Тут все свои.
— А я и не боюсь, — пробурчал гном, выбираясь из-за шкафа.
Был он весь в пыли и паутине, оттого, наверное, и раздражен.
— Вызывают, нагружают, — ворчал он, отряхиваясь. — Лучше б по углам да за мебелью пропылесосили.
— Эвон, — сказал Дустер-Завоеватель. — Да я этого Уцуйку знаю. Он у нас сушеные грибы тырил.
Гном зыркнул на него из-под клочкастых бровей и расцвел.
— Здорово, малахольный. Уже выпустили? Считай — повезло. Они таких не выпускают.
— Кто они? — спросил Завоеватель.
— Да люди, люди, — ответил Уцуйка. — Человеки. У них, у человеков, как? Если неправильно думаешь, значит в дурдом тебя. А кто знает — что правильно, а что неправильно? Гномы есть — правильно? Неправильно! В дурдом тебя. Но я же существую.
— К делу, к делу, — непререкаемо сказал Фройт. — Давай, Уцуйка, работай.
— А можно мы вместе? — попросил Дустер. — Уцуйка подкинет письмо, а я буду заместо внутреннего голоса.
— Валяйте, — сказал Фройт.
Глава 14. Верзила Снунс
Каждый вечер Том Лоу, спрятав лицо под маску, выходил на ринг. Любой его бой был странен, краток и заканчивался неизменной победой.
Поначалу он как бы терялся, получал по физиономии, потом спохватывался и вмиг разделывал противника под орех. Тело его, сухое, крепкое, которому несколько не хватало бронзового загара, было без единого синяка, без единой ссадины, что сильно удивляло, так как в боях этих дрались чем попало. Он здорово оберегал свое тело, чего не скажешь о физиономии. Любопытно было бы посмотреть, что там, под маской — наверняка урод. Мутант какой-нибудь с носом в поллица и заячьей губой, из-под которой торчат кривые желтые зубы. Такую харю подставлять не жалко.
Маской его никто не звал. Все уже знали, что это Курт Рюгер. К.Рюгер — Крюгер. Фредди Крюгер из «Кошмара на улице Вязов». О-о-о-й.
Он был непобедим, этот Рюгер, однако Гарри Спайс был недоволен. Терялась интрига, терялся смысл тотализатора. Что это за тотализатор, когда все ставят на Рюгера? Даже Огарик когда надо ложился, и до последней схватки было неясно, кто станет чемпионом — Огарик или Джек Купорос. Вот так они и делили чемпионство — то Огарик, то Купорос. Рюгер же и с тем, и с другим разделался шутя. Получил, как водится, сначала по роже, потом обработал хуже мясника.
Ну, с рожей всё было ясно — этот парень хотел, чтобы его и родная мама не узнала, а что делать с интригой? Вот тут у Спайса к Рюгеру были претензии.
Далее. Как опытный боец, Спайс знал, что удары в голову даром не проходят, и лучше бы её, тыкву-то, поберечь. Сколько уже бойцов из-за гематомы либо скоротечного инсульта дали дуба, и не счесть, а какие были медные лбы.
Однако Том Лоу, похоже, от головных болей не страдал. У него и физиономия-то, покровоточив по-первости, стала, как пластилиновая — никаких фингалов, одна деформация. Спайс начал даже подозревать, что физиономию его можно отрихтовать до нужной кондиции с помощью кувалды.