Том положил зеркало в сумку, закрыл молнию.
Пора.
В заначке 50 тысяч зеленых, хватит на первое время. Нью-Йорк — город больших возможностей, не чета нынешней дыре, но главное — там всё будет по-новому, с нуля, а то, что останется в нынешней дыре, пусть остаётся. На этом поставим большой жирный крест…
Нью-Йорк огорошил ценами. Например, квартира, которую он снял на месяц, обошлась в 500 долларов.
Были, правда, каждодневный завтрак и влажная уборка. Завтрак готовила хозяйка квартиры — пожилая негритянка Джетта, она же потом, отправив Тома погулять на улицу, вытирала пыль с мебели и мыла пылесосом пол.
Чистюля была, чтоб её. Но пылесос был зверь, ни пылинки, ни соринки не оставлял, Джетту, уж на что была упитанна, таскал за собой, как котенка, она только успевала целлюлитными ножками перебирать. Миг — и квартира из трех маленьких комнат и кухни была чиста. Он ведь, гад, пылесос этот, что делал? Прыскал перед собою водой, смешанной со стиральным порошком, затем всасывал вместе с грязью, и всё это со страшной силой, на бешеной скорости, с взревыванием, с подчавкиванием и утробным уханьем.
Отсюда, за чистоту, и цена, поскольку завтраки у Джетты были не ахти: яичница, бекон, хлеб, кофе. Не хочешь лопать, не лопай, собака сожрет, но денежки плати.
Джетта со своим мужем-негритосом жила в его четырехкомнатной квартире двумя этажами ниже, и заявлялась в семь утра. К этому времени Том уже был на ногах, уже работал с отягощениями, разгонял загустевшую за ночь кровь. Через час, справившись с делами, Джетта уходила кормить своего муженька, и сияющая чистотой хата возвращалась в полное владение Тому.
Но он, посидев дома, который быстро наскучивал, уходил бродить по городу, а поскольку район был не из фешенебельных, с преобладанием черного населения, то прогулки его однообразием не отличались. Экспансивные негритянские парни всячески старались внести в нудный быт острое разнообразие, задирались по поводу и без повода, за что немедленно получали по зубам. Кулак у Тома был тренированный, железный, зубы так и летели.
Это была своего рода тренировка, спарринг, но, как бы ни были быстры жилистые пареньки, Том был намного быстрее, поэтому ему было неинтересно. Ну, дал по соплям паре идиотов, разогнал кучу драчливых петушков, а дальше что? Это не настоящие бойцы, это дворовая шалупонь, которая не выдержит и раунда.
Душа просила серьезных боев, и Том начал раскидывать удочки, потихоньку узнавая, где в городе находятся бойцовские клубы и какой из них лучший.
Лучшим был клуб «Бешеный поросенок».
Туда-то он однажды и направился, не подозревая о том, что на этом его безмятежная, сытая, идиллическая жизнь состоятельного бездельника закончилась.
Глава 19. Хочешь иметь Покровителя?
Утро было непреподъемным, проблемой было сходить даже в туалет — от любого движения плыла крыша. Именно что не голова, а крыша: фанерная такая, дырявая, готовая в любой момент сорваться и улететь. Даже не крыша, а курятник какой-то.
Всё же Зунгалла себя пересилил, не хватало еще обмочиться в постели.
Вернувшись, он закутался в простыню до носа, жалея, что не накинул сверху одеяла, и сказал себе: баста, парень, больше никаких выпивонов. На дворе уже плюс 22 по дядюшке Цельсию, к обеду нагонит до 28, а ты даешь дуба, точно зима и не топят. Будет.
Тут еще вот в чем была закавыка. Вследствие алкогольных паров резко усилилась способность слышания голосов. Всю ночь голоса эти бормотали и бормотали, бубнили и бубнили. Принадлежали они размытым силуэтам, имевшим неоформившиеся лица, и это было страшно. Не раз Зунгалла просыпался в холодном поту.
И теперь, поутру, пусть послабее, но голоса прорисовывались из небытия. Ночное забылось, то же, о чем они говорили сейчас, слушать было неприятно, так как обсуждаемые вещи были малоаппетитны и касались различных копошений во внутренностях. Точно стараясь, чтобы Зунгаллу вырвало, Зьельц и Бука деловито, с подробностями, долго и нудно обсуждали, как половчее пересадить работающую почку и сшить лопнувшую печень. Когда же к ним подсоединился Хрум и густым своим басом, смакуя, принялся рассказывать, как один бедный солдатик, перепив, задушил себя во сне собственной блевотиной, Зунгалла не выдержал, рванул в туалет.
«Сволочи, — думал он, давясь над унитазом. — Что они мне вшили?»
И вдруг услышал:
— Что, Джим, тошнехонько? А всё потому, что в башке микрочип. Теперь ты, Джим, личность подневольная. Пошли гулять по чипу какие-нибудь вредные токи — ты и в ауте. У тебя головокружение, у тебя сердцебиение, у тебя медвежья болезнь. Не совладаешь ты, Джим, с микрочипом, нипочем не совладаешь.