Я вздрогнула и сжалась, невольно почувствовав себя виноватой.
— Вот, — Арчибальд кивнул на меня, — а сейчас Айрин ощущает вину.
— Естественно, ощущает, — почти прорычал маэстро, — потому что она хорошая девочка и не любит обижать тех, кто ей дорог. А вы явно обиделись, и зря! Послушайте, ваше высочество… Это сцена, игра. То, что происходит на сцене, остаётся там. И восторг, который вы почувствовали, испытывают актёры от удачной совместной работы. Только и всего!
— В это с трудом верится, — ответил Арчибальд скептически, но пламя с его рук наконец исчезло. — Даже, я бы сказал, не верится совсем.
— Давайте я клятву дам? — предложил Говард и протянул его высочеству ладонь. — Самую верную, на крови. Поклянусь, что люблю Айрин как собственную дочь. Как дочь, и только! Вы же знаете, что бывает, если нарушить подобную клятву.
Даже я знала, что кровные магические клятвы нарушать не стоит — можно заболеть, и серьёзно. Поэтому маги предпочитали не давать их вовсе.
— Не нужно клятвы, — покачал головой Арчибальд и вздохнул. Кажется, он больше не сердился. — На первый раз я вам поверю. Вы, Родерик, кажетесь мне приличным человеком.
— Спасибо, ваше высочество, — серьёзно ответил Говард и опустил руку. — Что ж… Не буду вам мешать.
Он настолько быстро вышел из зала, что я не успела даже сообразить, зачем маэстро понадобилось оставлять нас с Арчибальдом наедине именно здесь. А потом…
— Прости, Айрин, — сказал его высочество негромко, слабо улыбнулся и подошёл ближе ко мне. — Я вспылил. Сильно приревновал тебя.
— Не нужно, — я улыбнулась в ответ. — Это всё не по-настоящему. Я ведь уже говорила тебе.
— Я помню. Но, когда твою женщину целует посторонний мужчина, не ревновать и повторять себе, что это всё не по-настоящему, не так уж и просто.
Я засмеялась, и только потом поняла, что именно сказал Арчибальд.
«Твою женщину»…
Формально я ни на что ещё не соглашалась, но в душе была согласна с этим определением.
— Я пришёл попрощаться, Айрин, — продолжал между тем Арчибальд. — Я перенесусь на север в течение часа.
— Не говори это слово, — попросила я, вздрогнув.
— Какое?
— Прощаться. Не говори! Я говорю тебе «до свидания», Арчи! Только так!
— Хорошо, — он засмеялся. — Только так…
Мы целовались очень долго. Так долго, что не удержались на ногах и сели на пол, чтобы было удобнее.
И потом, когда Арчибальд ушёл, у меня до самого вечера горели губы. И я шептала, касаясь их прохладной ладонью, чтобы унять боль и в них, и в саднящем от тревоги сердце:
— Люблю тебя. Ты только вернись…
Глава четырнадцатая. Смерти нет
Арчибальд Альго
К сожалению, подобные ситуации в жизни Арчибальда бывали часто — когда он не успевал толком отдохнуть, а Геенна уже вспыхивала вновь. Вообще-то охранителям полагались полтора месяца отпуска, и в этот раз его высочество действительно подумывал отправить самого себя на заслуженный отдых, но так и не решился.
Впоследствии это решение оказалось судьбоносным и спасло жизнь Бастиану Алтериусу. Но тогда Арчибальд ни о чём таком не подозревал — просто считал, что в ситуации, когда у брата в стране полный кавардак из-за заговорщиков, одно покушение следует за другим, да и закон о титулах требует доработки, уходить в отпуск — всё равно что ударять Арена ножом в спину. Поэтому о своём желании отдохнуть Арчибальд благоразумно промолчал.
Хотя дома было хорошо. Всегда было, но в этот раз как-то особенно хорошо. И его высочество подозревал, что это из-за Айрин. Он встречался с ней несколько раз за неделю, и каждый раз уходить не хотелось. Удивительно, потому что, если рассуждать здраво, общего между ними было не так уж и много — разное воспитание и образование, абсолютно непохожие друг на друга профессии. Айрин было сложно понять, как можно заниматься охранительством по собственной воле, а Арчибальд не представлял, почему ей нравится играть на сцене выдуманных людей. И ладно бы только играть! Но ведь и физический контакт с другими актёрами был, и поцелуи. Когда он об этом думал, его всего передёргивало. Интересно, а как быть, если испытываешь к своему партнёру физическую неприязнь? Не всех же хочется трогать, обнимать и целовать. Арчибальд судил в первую очередь по себе — ему мало с кем хотелось контактировать, в том числе даже симпатичные женщины далеко не всегда вызывали желание к ним прикасаться. Ещё и по этой причине его высочество всё никак не мог отделаться от ревности по отношению к Говарду Родерику — ведь если Айрин может с ним целоваться, значит, не испытывает неприязни. Арчибальд верил, что и она, и Родерик сказали правду насчёт своих чувств друг к другу — но чувства имеют свойство меняться… И если сегодня владелец театра относится к Айрин как к дочери, то кто знает, что будет завтра?
Эта мысль зудела в мозгу, словно навязчивая помойная муха, попавшая в комнату, и очень хотелось её раздавить, но Арчибальд не представлял, как это сделать. Промелькнула даже подлая идея потребовать у Айрин, чтобы она бросила театр, но его высочество решительно отмёл эту мысль в сторону. Он отлично понимал, что подобное требование с его стороны, скорее всего, навсегда испортит их отношения, лишит их лёгкости. Да и вообще — это всё равно как если бы Айрин попросила выбрать, что ему дороже — она или работа охранителя. Неприятно, если не сказать мерзко, да и выбрать невозможно — Арчибальд нуждался и в своей работе, и в Айрин.
Нуждался… Да, теперь он мог это утверждать. Он не просто приятно проводил время с хорошей девушкой — он нуждался в ней. Стремился поскорее увидеть, желал, чтобы свидание длилось подольше. Арчибальду нравилось радовать Айрин, ему доставляло удовольствие наблюдать за ней во время встреч, смаковать её искренние эмоции. Они были исключительно положительными — никакого страха больше не появлялось. Особенно приятными эти эмоции становились во время поцелуев. И если бы не многочисленные проблемы — если не сказать больше — с заговором и покушениями, Арчибальд был бы в эту неделю, что он провёл во дворце и с Айрин, абсолютно счастлив. Однако абсолютность пока была недостижимой, в первую очередь её отравляло понимание, что в покушениях на маленькую дочь императора замешан кто-то из членов семьи. Арен подозревал Вольфа, мужа своей старшей сестры Анны, и попросил Арчибальда внимательно следить за тем, что тот говорит или делает. Это «задание» было, пожалуй, самым неприятным из всех, что двоюродный брат императора когда-либо получал от его величества. По сравнению с ним померкла даже разработка закона о титулах.
Арчибальд не был близок с Вольфом, но уважал его и считал отличным специалистом в своей области — муж Анны занимал пост главы комитета культуры, науки и образования. Кроме того, он был театральным сценаристом, по его пьесам шли спектакли во многих театрах, в том числе в Императорском, и Арчибальд, видевший несколько таких постановок, не мог не признать талант зятя. Ему было странно думать о том, что Вольф — творческий человек, образованный и умный, кроме того искренне любящий сестру императора, — может быть в числе заговорщиков. От этого было тошно. Впрочем, его высочество хорошо знал подобное чувство — именно его Арчибальд испытывал, когда ещё до гибели Аарона думал о его возможной вине. Чувство это было сильным, но бестолковым и бесполезным. Поэтому Арчибальд просто делал то, о чём его попросил брат, стараясь лишний раз не мучиться из-за чужого предательства.
Если между любовью, верностью и честью и собственными желаниями и амбициями человек выбирает последние — это его право. Жаль, что многие забывают — за любой выбор когда-нибудь обязательно придётся отвечать.
.
Неделя до очередного пробуждения Геенны пролетела быстро, на взгляд Арчибальда даже слишком быстро. Хотя на самом деле прошла не неделя, а меньше — вернулся-то он в четверг поздно вечером, а переноситься обратно в ставку пришлось уже в среду. И это не считая того, что несколько дней Арчибальд потратил на традиционные тренировки перед активацией Геенны.