— А Леона, получается, смогла.
— Она хотела меня спасти! — возразила Лейла и, когда Арчибальд иронично хмыкнул, объяснила: — Понимаете, она очень влюблена в вас и хочет замуж! И да! Такой был план! Я — неразумная студентка, переношусь на плато, а Леона меня спасает. И производит на вас впечатление своим… героизмом. Что-то подобное она планировала изначально, убедившись, что демоны не очень опасные, но…
— Да уж, — усмехнулся Арчибальд, — с Геенной и её демонами сложно что-то планировать, но Леона до этой мудрости ещё не дожила. Ладно, Лейла, я понял. Возвращайся в зал.
— А… — Она помялась, и его высочество покачал головой:
— Нет, я с тобой не пойду. Передашь мои извинения родителям, скажешь, что мне срочно нужно было уйти. Если вдруг иллюзию заметили, объясни, что это была шутка его высочества, а ты ни при чём.
— Ладно, — буркнула Лейла, но уходить не спешила. — Что теперь будет? Со мной, с Леоной?
— С тобой — ничего. Я уже всё озвучил тебе в прошлый раз. Ты договорилась с ректором о переводе на другую специальность — молодец, если сможешь, потом переведёшься обратно на охранительство. Что касается Леоны… Я с ней после поговорю, чтобы больше не дурила. И чтобы не выдала тебя родителям, если скрывать от них правду — твой выбор.
— А вы бы выбрали что-то другое? — почти съязвила Лейла, видимо уязвлённая тем, что никаких поблажек Арчибальд ей не дал. — Извините, я просто…
— Ты просто любишь комфорт. Просторный дом, а не общежитие, возможность твоих родителей платить за всё. Я тебя не осуждаю — говорю как есть. Это твой выбор.
— Значит, вы бы выбрали что-то другое? — настаивала Лейла, покраснев от злости.
— Уже выбрал, — кратко ответил Арчибальд.
Да, он уже выбрал. Постоянный риск, смерть, что ходила за ним по пятам, борьбу с демонами на плато наравне с другими охранителями, невзирая на свой статус принца… и девушку-«пустышку», чьи чувства изначально не были настоящими.
Но они, по крайней мере, были бескорыстными.
.
Когда Арчибальд вернулся во дворец и посмотрел на часы, выяснилось, что премьера в театре Айрин уже началась. Выругавшись, что всё-таки умудрился проморгать спектакль, его высочество решил, что ладно уж — раз не попал на начало, не стоит ломиться в театр посреди постановки. И набрал на браслете связи номер главного дознавателя Альганны.
Гектор Дайд ответил быстро, но слегка раздражённо:
— Слушаю, ваше высочество.
Обычно он называл Арчибальда по имени — титул использовал только в моменты, когда из-за чего-то злился. Не факт, что эта злость была связана с принцем, но… вполне возможно.
— Здравствуй, Гектор, — кивнул его высочество, глядя на бледное лицо главного дознавателя. Дайд в принципе не отличался здоровым цветом лица, но его проекция выглядела ещё хуже. — Занят?
— Я всегда занят. Выкладывай, что у тебя.
— Я хотел бы пообщаться с дознавателем, который занимался Айрин Вилиус. Кто-то ведь общался с ней, пока мы встречались, верно? Не ты же?
— Не я. Без проблем, пообщаешься. Только не сейчас.
— Почему?
— Потому что в данный момент он находится на премьере спектакля, в котором играет твоя Айрин Вилиус, — устало усмехнулся Гектор, и Арчибальд почувствовал растерянность вперемешку со страхом.
— Надеюсь, он там находится просто из любопытства?
— Конечно, — съязвил Дайд. — Первый отдел вообще только из любопытства всем занимается! Арчибальд, не говори ерунды. Гауф на задании.
— На каком?!
— А тебе зачем? Ты же не хотел больше видеть эту девушку.
— Я передумал, — почти прорычал Арчибальд, начиная раздражаться. — Пообщался сегодня кое с кем и понял, что Айрин, по крайней мере, никогда и ничего не хотела от меня лично! Она была бескорыстна. Гектор, хватит! Ты скажешь, в чём дело, или нет?
— Не скажу, — отрезал Дайд, из ехидного сразу став серьёзным. — Мы и так с тобой слишком долго разговариваем. Арчи, переносись в театр. И чем быстрее, тем лучше!
Глава двадцатая. Единственная магия
Айрин Вилиус
День премьеры — особенный для всего театра. Всегда. В этот раз он казался даже ещё более особенным, поскольку мы никогда не играли спектакли с настолько сложными и громоздкими декорациями, изображающими то целый корабль, потерпевший крушение, то палубу, то каюту изнутри, то пространство между мачтами. Даже зрительный зал частично был декорацией — под потолком наши техники подвесили канаты, а кое-где в проходе поставили огромные бочки и сундуки. Такие же были и в фойе театра — в общем, у посетителей в этот вечер буквально с порога должно было создаваться впечатление, что они находятся на огромном корабле.
Я не знаю, как насчёт посетителей, а у меня оно точно создавалось. Вот только вдобавок к этому впечатлению примешивалось неприятное скользкое чувство, что корабль наш, возможно, скоро пойдёт ко дну.
Я знала, что всему виной ожидание грядущих неприятностей от отца, а сам театр и спектакль абсолютно ни при чём, и мне было досадно. Досадно, что Алан Вилиус умудряется до сих пор портить мне жизнь, хотя казалось бы — наши дороги после суда окончательно разошлись, давно пора всё забыть и жить дальше. Ну забрала я у него Аврору — так она ему и не особенно была нужна! Но его задетое самолюбие саднило, как рассечённая бровь во время драки — вроде и не смертельно, но противно, и кровь заливает лицо, и хочется поскорее ответно задеть противника.
Мне было сложно понять подобные чувства — несмотря на то, что я искренне и глубоко ненавидела своего отца. Но к этой ненависти не добавлялось желание уничтожить его. Никогда не видеть и ничего не слышать о нём — да, безусловно. Но не более.
Да, я ненавидела и презирала Алана Вилиуса, но мне не было до него дела. И, несомненно, я бы предпочла мести возможность никогда не встречаться. Но я, по-видимому, настолько взбесила отца своей строптивостью, тем, что посмела пойти против его воли, сопротивляться, сбежать из дома, лишить его прав на себя, а затем и на Рори, что Алан Вилиус безумно желал поставить меня на место. Именно так — безумно. Ведь подобная одержимость могла быть лишь безумием.
Что ему до меня? Я родилась уже наказанной за что-то судьбой — аристократка без магии, «пустышка», которую за отсутствие энергетического контура так и не смогли полюбить родители. И вместо того, чтобы хоть немного жалеть меня, вынужденную жить среди ехидных и презрительных взглядов, злых смешков и язвительного шёпота за спиной, Алан Вилиус стал моим самым безжалостным судьёй. И он не мог смириться с тем, что я вырвалась из-под его влияния.
Но что он собирался сделать? Я не понимала. Неужели рискнёт собственной свободой ради мести? Мне по-прежнему казалось это невероятным. Отец всегда любил удовольствия, которые получал от жизни, и бросать всё на жертвенник ради мести дочери… Я настолько взбесила его тем, что выиграла суд?
Я прокручивала все эти мысли в голове, пытаясь понять, что собирается делать Алан Вилиус, как именно он хочет отомстить, — но так и не придумала ни единого варианта. Изрядно тормозил меня тот факт, что я мало понимала в магии и не знала, что можно использовать, а что нет, дабы тебя не засекли сразу же и не нашли в дальнейшем.
Да, я не знала, как работает большинство заклинаний. Но дознаватели первого отдела ведь должны были разбираться в этом, правда? И я надеялась на них…
.
Перед спектаклем, когда я уже сидела в гримёрной, готовая к выходу, ко мне заглянул маэстро. Он всегда заходил ко всем актёрам перед премьерой — такая у него была традиция.
В костюме капитана торгового судна, с лихо повязанной алой банданой на голове, из-под которой выбивались тёмные волосы, со шпагой на поясе и крупным перстнем-печаткой на пальце, Говард больше напоминал пирата, нежели обычного торговца, и абсолютно не был похож на романтического героя и покорителя женских сердец. Но я лучше многих знала, что всё изменится, как только он выйдет на сцену. Каждый человек в зале, замирая, будет слушать его глубокий голос, женщины станут мечтательно вздыхать, глядя на его улыбку, и маэстро преобразится в романтического героя не силой своей внешности, а мощью своего несравненного таланта.