– Приходили уже. Агроном. Требует вернуть людей на поля. Даже на городских покушался.
– А они что? Деревенские?
– Боятся. Деньги деньгами, но тут под суд отдать грозят. За саботаж. Вот они и страдают. И деньги терять не хочется, и в тюрьму боятся попасть. Предлагают по вечерам работать. Хоть по ночам.
– А может, посоветовать им подать заявление о выходе из колхоза? – предложил он.
Виктор Николаевич покачал головой:
– В том-то весь и фокус – они должны сами решить.
Сергею это категорически не понравилось.
– Получается, мы ввели их в соблазн, поманили деньгами и теперь будем наблюдать, как они себя поведут?
Виктор Николаевич кивнул головой.
– Так нечестно!
– Они сами должны найти выход.
– Провокация это называется, – проворчал Сергей.
Виктор Николаевич развел руками. Чтобы не волновать Бахметьева, он решил ему пока не говорить, что на стройку приезжали два ужасно деловых человека в штатском. Несмотря на жару, они были в черных костюмах, в белых рубашках и в галстуках и очень этим гордились. Представиться они отказались, но ходили по стройке, долго смотрели на экскаватор, о чем-то шептались и даже записали его номер. Виктора Николаевича это позабавило, потому что номер был приляпан вездесущим Митей и выглядел совсем как настоящий. Правда, три шестерки в сочетании с названием некоей темной силы – 666 САТан АТАМ – могли бы смутить человека суеверного, но гости таковыми, видимо, не являлись. Потому что они без всякого колебания все аккуратно переписали в свои книжечки и поинтересовались друг у друга, не обозначает ли «САТ» сокращение от Саратова. Насчет «АТАМ» им почему-то было все понятно. Если так, оставалось только за них порадоваться. Вообще-то Митя имел в виду строчки из «Мефистофеля»: «САТанА ТАМ правит бал». Но «правит бал» на номере не уместилось.
Потом гости поинтересовались заказчиком. Довольно-таки навязчиво поинтересовались. Будто в гости к нему собрались. Имя спрашивали и городской адрес. Виктор Николаевич бахметьевские координаты им не дал. Пусть сами посуетятся. Гости, правда, очень настаивали. Грозились туманно, что, мол, если не скажет, то очень пожалеет. Но Виктор Николаевич храбро ответил, что время, мол, совсем уже не то и что, мол, он выполняет заказ на законно купленном участке и никому не позволит совать нос в его дела.
– Берия вон всех пугал, расстреливал направо и налево, и где он теперь?
– Где? – испугались люди в черном.
– Сегодня какое число? – неожиданно спросил Виктор Николаевич.
– Второе июня, – растерянно ответил один из них. – А что?
– Значит, гуляет еще, – задумчиво сказал Виктор Николаевич. – Но ничего, недолго ему осталось. Меньше месяца.
– Как меньше месяца? До чего меньше месяца?
Виктор Николаевич по возможности постарался принять зловещий вид:
– До ареста.
Гости расхохотались. Правда, немного ненатурально.
– Вы со своими провокаторскими разговорчиками дождетесь! – пригрозили они.
– А вот поговорим с вами после двадцать шестого июня! – многозначительно пообещал прораб.
Гости повозмущались – как и положено государственным людям в таких случаях, громко фыркая и выражая свое негодование всеми доступными им способами. И отбыли, продолжая негодующе качать головами. Они, в отличие от просвещенного Виктора Николаевича, не читали газеты «Правда», которая еще только должна выйти двадцать девятого июня, то есть ровно через двадцать семь дней. Там, с некоторым опозданием, будет написано, что Берия Лаврентий Павлович арестован как враг народа двадцать шестого июня одна тысяча девятьсот пятьдесят третьего года. И двадцать третьего декабря будет расстрелян в подвале Лубянки. И Никита Сергеевич Хрущев, который заявит народу о культе личности Сталина, ниспошлет на страну благодатную оттепель и отучит людей прислушиваться в страхе к шагам на лестнице по ночам, начнет свое восхождение точно так же, как те, от кого он отречется под благоговейное молчание двадцать второго съезда, – обагрив руки кровью. И неважно, что это будет кровь тирана, который, собственно, кроме смерти, ничего и не заслуживает. Дело не в тиране. А в том, что новый вождь н е с м о ж е т и н а ч е. Но об этом через двадцать семь дней в газете ничего не напишут.
А пока Сергей стоял у котлована и наблюдал, как он на глазах перестает быть котлованом, а превращается в подвальный этаж.
– Тут на каждый кирпич по человеку, – сказал он сам себе.
– Не кирпич, а пенобетонный блок, – услышал он сзади знакомый голос.
– Плохо работаешь, – повернулся он к Селиванову. – Отвлекаешься. Ты сейчас что должен делать?