Но сейчас накрытый стол, и особенно жареный поросенок, вызвал в нем самые светлые чувства. К тому же соседи сэкономили им массу времени и сил.
Раиса Кузьминична оказалась невероятно красивой. Она была моложе Николая Васильевича лет на десять и казалась его дочкой или младшей сестрой. Через ее плечо свешивалась толстая русая коса. Ямочки на щеках, прозрачная кожа и нежная улыбка делали ее необычайно привлекательной.
Ужинали весело и шумно. В самый разгар веселья незапертая дверь медленно раскрылась, и на пороге появилась девочка лет трех в зимнем клетчатом пальтишке. Она задумчиво сосала варежку.
– Валечка, нехорошо так без стука входить, – послышался женский энергичный голос.
– О, Любовь Борисовна, милости просим, – зашумели все сидящие за столом. – А где же Михаил Андреевич?
– Только с репетиции идем, – рассмеялась она. – Сейчас все расскажу. Вот только разденемся, и придем, – пообещала она, схватила дочку и исчезла.
– Михаил Андреевич сегодня Тростникову с Паниной в аудитории запер, представляете, – сказала Мария Ивановна. – Они должны были танец к сегодняшнему дню отрепетировать, но пробаловались. Они ведь знаете какие.
– Хулиганки, но талантливые, – кивнула Серафима Петровна. – Да, Клементий? – обратилась она к мужу.
– Да уж, Клементий Николаевич, кому, как не вам, знать, – засмеялась Маргарита Николаевна.
Сергею с Андреем пояснили, что Клементий Николаевич, впервые войдя к ним в аудиторию первого сентября, неосторожно поинтересовался, действительно ли это третий курс, английская группа.
– Sorry? – переспросила его Тростникова.
– We don’t speak Russian, – поддержала ее Панина.
Клементий Николаевич, вообразив, что это группа, составленная из настоящих англичан, которых зачем-то надо учить истории партии на английском языке, побежал в деканат, требуя переводчика. Деканша была на уроке, а секретарь, добросовестная и исполнительная девушка, решила, что к ним в институт прибыла делегация из Англии. В панике она побежала к той же Тростниковой, оставив в деканате Клементия Николаевича, который судорожно решал, не обидятся ли англичане, если он расскажет им про девятнадцатый съезд партии и борьбу против мирового капитализма.
Тем временем Тростникова, которая знала язык лучше многих преподавателей, с удовольствием согласилась быть переводчицей. С урока была срочно вызвана деканша. Побежали за ректором. Тот пулей поднялся на четвертый этаж, сетуя на «товарищей», которые не предупредили, и бросая распоряжения насчет совместного пения «Интернационала».
Увидев Тростникову, безмятежно стоявшую в коридоре, он схватился за сердце.
– Ради бога, только не сегодня, – простонал он. Тростникова была прочно связана в его сознании с неприятностями. – Идите в класс.
– Пожалуйста, – пожала та плечами. – Только меня переводчиком попросили быть.
Ректор недоверчиво посмотрел на нее.
– А где же англичане? – спросил он.
– Не знаю.
Англичан искали по институту долго. Тростникова добросовестно помогала в поисках, отчего они не стали короче. Клементий Николаевич все это время ждал переводчика в пустом деканате, злясь на нерасторопность декана. Пара была сорвана, Тростникову чуть было не отчислили, но потом оставили благодаря заступничеству того же Клементия Николаевича.
– Сам виноват, – сказал он. – Поддался на провокацию.
Потом он отвел Тростникову в сторону и растолковал ей, что за это дело могут припаять статью. Тростникова повозмущалась, что у работников НКВД нет чувства юмора, но потом затихла, вспомнив, что из их дома накануне ночью увезли на черном вороне вполне славного и порядочного человека. С чувством юмора в то время действительно не у всех было хорошо.
– У меня в их группе не будет семинаров? – с опаской спросил Сергей.
– Как же, обязательно будет, – пояснила Маргарита Николаевна. – Она ведь уже на четвертом курсе.
Сергей поник головой.
– Ничего, не дрейфь, – заржал Андрей. – Предупрежден – значит вооружен. Может, она на Клементия Николаевича весь свой юмор истратила.
Сергей от удивления чуть не подавился поросенком. Он первый раз слышал, чтобы его друг шутил – пускай неуклюже, зато от души.
– Вы на флоте служили? – приветливо спросил Андрея Николай Васильевич. Видимо, выражение «не дрейфь» вызвало у него морские ассоциации. Андрей судорожно дернул головой.