Красин, не зная, надо ли тут что-то предпринять, пожал плечами и остановился.
– Eh bien, qu’allez-vous? Vous n’avez pas de fichier ma main?[14] – спросила, теперь довольно раздраженно.
– Виноват-с!
Красин даже каблуками щелкнул, выкатывая руку крюком. Они двинулись было параллельно толпе в сторону вокзала, когда вдруг перед ними, бегом пересекши улицу, оказался сам Сельдереев – в полковничьем мундире с аксельбантами и орденами, но почему-то без головного убора. Сельдереев был в приподнятом настроении, улыбка распирала ему щеки, борода его, которую можно было бы ожидать сугубо расчесанною и подровненною сейчас, торчала во все стороны, как и волосы на непокрытой его голове; в этаком виде профессор математики Сельдереев и в аудитории не мог бы показаться у себя в училище, не то что на столь выходящем из ряда вон событии, как сегодня. Но Сельдереев, обычно сдержанный, решительно не в себе находился сейчас. Не совсем понятным было, почему он идет в колонне артиллеристов, когда он уже год как перешел наставником-наблюдателем в Константиновское училище.
– Здравствуйте, Иван Сергеевич! Радость-то какая… – он возбужденно сунул Красину ладонь дощечкою. – Вы с нами?.. Как раз осталось два места на гостевой трибуне!.. Мадмуазель, – отнесся он к Кате, – простите, не имею чести быть знакомым… Так что? – Сельдереев, оглядываясь на толпу юнкеров, в нетерпении начал перебирать на месте ногами, как застоявшаяся лошадь. – Оставить вам оба места, Иван Сергеевич? Радость-то, говорю…
Тут он несколько опомнился и, перестав топтаться, выпрямился.
– Позвольте рекомендоваться: профессор полковник Сельдереев, – отнесся он к Кате. – Участник Движения. Член Главбюро… Э-э… Действительный член с правом голоса!
– Княжна Кушакова-Телепневская, – протянула руку для поцелуя в длинной, до локтя, белой перчатке; Сельдереев, в наклоне обнажив плешь на макушке, приложился к руке.
– Ваше сиятельство…
Красин с ухмылкой наблюдал, как представители радикально противоположных взглядов на события в единое мгновенье слились при этаком знакомстве.
– Петр Сельдереевич – будущий член Кабинета, Катерина Борисовна, – с улыбкою сказал Красин. – Да-с! Так что, сами понимаете-с. Соответственно-с.
– Полно, полно… – Сельдереев изобразил смущение, но видно было, что ему приятно. – Между своими без чинов, знаете ли, – добавил он, будто бы не он сам только что отрекомендовался по полной форме и с романовскими – как ни крути, а с романовскими! – «Владимирами» третьей и четвертой степени[15] вышел встречать Александра Ивановича. – Так что? Пойдемте? Два как раз места, говорю вам, неожиданно очистились на гостевой трибуне.
– Нет-с. Благодарствуйте. Мы желаем с людьми. В гуще народной.
– А-а… Похвально… – тень мгновенно облетела радостное лицо полковника и тут же растаяла в бороде и в складках воспаленной кожи под очками. – Как угодно. А я побегу. Прощайте! До послезавтра! – это он прокричал уже действительно на бегу, оборачиваясь к Красину.
Послезавтра Красин должен был присутствовать на заседании Главбюро. Он и присутствовал – меньше, чем через сорок восемь часов. Но за это время столько событий произошло, что оставалось только удивляться, как действительно Красин всюду поспел. Наш-то пострел, а? Мы можем сказать, дорогие мои, что послезавтра на заседании уже был какой-то другой, новый Красин. Но по порядку.
Красин и Катя вновь медленно двинулись по тротуару параллельно колонне, чтобы пропустить ее и пристроиться, как и собирались, в хвосте. Со стороны они походили на фланирующую по Невскому парочку – в другое время, в отсутствие событий. Вдоль мостовой, разумеется, стояла масса всякого народа, на них с Катею мало кто обращал внимание, все смотрели на мальчишек-артиллеристов с портретами Гаврилыча. Однако и прогуливающихся пар, да иных еще и с детьми, было тут множество; вот здесь-то Катя и Красин время от времени раскланивались со знакомыми – если, конечно, те отрывали взгляды от происходящего, чтобы увидеть Красина и Катю.
15
Орден Святого Владимира четырех степеней – российский орден, которым обычно награждалось чиновничество.