– Простите? – вежливо переспросила Тин Ли, шокированная беспардонностью престарелой леди.
– Это правда, милочка, – непререкаемым тоном продолжала Доминик. – Он обладал большим дарованием, вполне достаточным для того, чтобы, подобно своему отцу, стать знаменитым актером. Трагедия состоит в том, что он похоронил свой талант.
– Я никогда не хотел быть актером, – угрюмо проговорил Алекс, – и всегда мечтал ставить фильмы.
– Какой позор! – возвысила голос Доминик. – Как актер, ты мог бы чего-нибудь достичь, добиться настоящего признания.
Господи всемогущий! Шесть выдвижений на «Оскара» не значили для нее ровным счетом ничего! Эта женщина и впрямь жаждала крови.
– Как бы то ни было, сейчас об этом поздно говорить, – не унималась Доминик. Рот ее искривила жестокая складка. – Ты утратил «товарный вид» уже много лет назад, а скоро потеряешь и последние волосы.
Каждый раз – одно и то же. Что же с ней творится, черт бы ее побрал! Любому человеку было достаточно одного взгляда на Алекса, чтобы убедиться: волосы у него темные, вьющиеся и густые. Ни единого признака грядущего облысения не было и в помине.
Его мать просто больная. Она получает какое-то извращенное удовольствие, втаптывая его в грязь. А что остается делать ему? Только пропускать ее глупые комментарии мимо ушей. Психотерапевт Алекса сказал ему, что воевать с ней бессмысленно.
– У Алекса превосходные волосы, – мужественно бросилась на его защиту Тин Ли.
– Только до поры до времени, – ехидно возразила Доминик. – Дело в том… – она выдержала многозначительную паузу, – что облысение передается в этой семье по наследству. Его дедушка был лысым, как зад у павиана.
– В возрасте восьмидесяти пяти, – пробормотал Алекс, беря еще один бокал с виски.
– От времени не убежишь, – проговорила мать. – Я сражаюсь с ним каждый день. – Теперь она уже изображала застенчивость. – И побеждаю. – Доминик пристально уставилась на Тин Ли. – Разве вы не видите, что я побеждаю, милочка?
Слишком ошеломленная, чтобы что-то ответить, Тин Ли ограничилась кивком. Алекс бросил на мать долгий холодный взгляд. Она выглядела худой и элегантной. На ней было модное платье, а редеющие волосы скрывал коротко подстриженный черный парик. Портило Доминик лишь обилие макияжа – для женщины ее возраста это было чересчур. От пудры кожа старой дамы была белой, как алебастр, губы – ярко-кровавого цвета, а глаза – обведены черными кругами. Это придавало ей немного драматический вид – эдакая Норма Десмонд. Издали она еще могла бы сойти за женщину под шестьдесят, но с близкого расстояния – извините… Насколько было известно Алексу, мать уже дважды делала подтяжку лица. Даже в семьдесят один год внешность для нее была всем.
Алекс часто размышлял: какой червь точит ее изнутри и за что она отыгрывается на нем? Может, за то, что его отец умер, оставив ее одну с ребенком на руках? Или – потому что она больше не вышла замуж? Сама Доминик не уставала твердить, что ответственность за женщину и чужого ребенка не готов на себя принять ни один мужчина на свете. На протяжении многих лет она то и дело напоминала ему: «Кому я была нужна с сыном, которого еще предстояло ставить на ноги! В том, что я одна, виноват только ты. Не забывай об этом, Алекс».
Как он мог об этом забыть, если она напоминала ему об этом постоянно!
К счастью, у нее никогда не было недостатка в деньгах. И она никогда не тратила их на него. А он этого и не хотел.
Тин Ли поднялась на ноги.
– Мне нужно в дамскую комнату. У Доминик хватило такта, чтобы подождать, пока Тин Ли отойдет подальше, прежде чем начать свое обычное критиканство.
– Разве у тебя нет ни одной приличной американской девушки, Алекс? Не сомневаюсь, что для выхода в свет ты вполне мог бы найти какую-нибудь актрису, снимавшуюся в твоих фильмах. Почему ты всегда появляешься на людях с этими азиатскими бабами? Они приезжают сюда в поисках красивой жизни, но ты, я полагаю, знаешь, что у себя на родине они, как правило, дешевые уличные проститутки.
– Ты сама не знаешь, о чем говоришь, – ответил он. Сейчас его заботило одно: только бы не взбеситься от ее глупости!
– Я прекрасно знаю, – ответила Доминик, постукивая по столу ногтем, напоминающим коготь. – Из-за тебя я уже превратилась в посмешище в своем женском бридж-клубе.
– Из-за меня?
– Да, из-за тебя, Алекс. Они читают о тебе статьи в бульварной прессе и рассказывают мне ужасающие вещи.
– Какие, например?
– Почему ты не можешь завести себе порядочную американскую девушку?
Сколько же раз между ними уже происходил этот разговор!
Сколько раз, не сдержавшись, он взрывался и начинал на нее орать!
Однако после нескольких лет общения с психотерапевтом Алекс наконец понял, что оно того не стоит. Все, что говорила эта женщина, было лишено какого-либо смысла, и теперь он просто не воспринимал ее жестокие выпады.
К концу ужина Алекс был совершенно пьян. Они вышли из ресторана, и Тин Ли молча скользнула за руль его «мерседеса».
– Я сам поведу, – промычал он, пошатываясь на тротуаре возле машины.
– Ты не можешь, – вежливо, но твердо ответила девушка. – Садись назад, Алекс.
– Умненькая девочка, – промурлыкала его мать, залезая на переднее сиденье.
Как будто она что-нибудь знает! Да ни хрена она не знает! Nada . Дерьмо! Озлобленная изуверка! Стерва, до самых ушей наполненная ненавистью! И при всем этом она – его мать, а значит, он должен ее любить. Разве не так?
Алекс завалился на заднее сиденье машины и тупо молчал всю дорогу – до тех пор, пока они не высадили Доминик возле ее дома на Догени.
– Было очень приятно познакомиться с вами, миссис Вудс, – сказала на прощание Тин Ли. Эта девушка обладала безупречными манерами.
Доминик равнодушно кивнула.
– А мне – с вами, милочка. – Она помолчала и добавила:
– И все же прислушайтесь к совету старшей и более мудрой женщины:
Алекс вам не пара. Он слишком стар. Будьте умной девочкой и найдите себе молодого человека своего возраста.
Вот уж спасибо, мамочка! Шла бы ты в жопу!
Доминик вошла в подъезд, ни разу не обернувшись.
– Она… гм… очень милая, – проговорила Тин Ли, тщательно подбирая слова.
Алекс на заднем сиденье заржал, как жеребец.
– Не более милая, чем моя задница! Она – старая сука, и ты это прекрасно поняла.
– Алекс, не говори так, пожалуйста, про свою мать. Это – плохая карма.
– Насрать мне на карму! – заплетающимся языком сказал он, приподнявшись на сиденье и обхватив сзади ее маленькие груди. – Отвези меня домой, детка, и я покажу тебе, на что способен старый лысеющий придурок. Я наполню твой мир светом!
Джефф Стоунер кружил по комнате, приглядываясь к тому, что происходит вокруг.
Купер внимательно следил за ним, понимая и предчувствуя каждое его движение. Когда-то он тоже был таким – честолюбивым и жадным до развлечений. Выражение лица Джеффа было хорошо знакомо Куперу и очень ему не нравилось. Купер знал: если он не предпримет что-нибудь, сегодня ночью этот парень наверняка окажется в постели Лесли. Она выглядела слишком ослепительной, чтобы оставить ее одну после того, как все разойдутся.
Купер заранее знал, как будет действовать Джефф. Он останется на «чашечку чаю», станет осыпать ее комплиментами, заставит ее говорить только о себе, а затем трахнет! Помимо того, что Лесли – роскошная женщина, она еще и кинозвезда, к ней прислушивается режиссер, и ей без особого труда удалось бы превратить эпизодическую роль Джеффа чуть ли не в главную.
– Что-то не так? – нарушила течение его мыслей Венера, положив на плечо мужа руку без единого украшения. Вконец утомленная сексуальными излияниями Феликса, она едва отделалась от него.
– Нет, все в порядке, – рассеянно ответил Купер.
«Подонок! – подумала Венера. – Жалкий лживый подонок!»
– Где здесь туалет? – спросила она. Коварный вопрос! Однако Купер был достаточно опытен, чтобы не угодить в эту ловушку.