Дженнифер, решил Ленни, принадлежит к той же породе, что и Лаки.
При мысли о жене он не смог удержаться от улыбки.
Жесткая внешне и мягкая внутри. Убийственно величественная. Сильная, упрямая, чувственная, умная, беззащитная и сумасшедшая Лаки… Поистине взрывчатая смесь!
Однажды он уже был женат. Недолгий брак связал его в Лас-Вегасе с Олимпией Станислопулос – своенравной дочерью Димитрия Станислопулоса. По иронии судьбы именно его женою была тогда Лаки.
Жизнь Олимпии оборвалась трагически. Запершись в гостиничном номере со звездой рок-н-ролла, законченным наркоманом по имени Флэш, она до смерти накачалась героином.
Станислопулос не смог пережить этот удар, и вскоре после его смерти Ленни и Лаки уже были вместе – так, как и должно было быть с самого начала.
У Олимпии осталась дочь Бриджит. Сейчас ей было девятнадцать, и она являлась одной из богатейших девушек в мире. Ленни чрезвычайно ею гордился, хотя и виделся с падчерицей гораздо реже, чем ему бы хотелось.
– Я хочу, чтобы ты познакомилась с Лаки, когда она приедет, – сказал он, обращаясь к Дженнифер. – Она тебе понравится, ты ей – тоже. Решено?
– Какой у нее может быть ко мне интерес, Ленни?! Она же командует целой студией, а я – всего лишь второй ассистент.
– Лаки на это плевать. Она любит людей за то, что они собой представляют, а не за то, чем заняты.
– Ну, если ты так думаешь…
– Кроме того, – продолжил Ленни, желая придать девушке уверенности в себе, – в том, чтобы быть вторым ассистентом, нет ничего плохого. Ты же только начинаешь свой путь наверх. Настанет день, и ты тоже станешь большим боссом! Устраивает тебя такой план?
Дженнифер кивнула.
– Я договорилась о машине, которая встретит твою жену завтра утром в аэропорту Поретта, – сказала она, переходя на деловой тон.
– А внутри буду я, – с удовольствием добавил Ленни.
– Если у тебя не будет съемок.
– Ничего, как-нибудь без меня обойдутся.
– Ты – в каждом кадре.
– Не ври.
– Я никогда не вру.
Да, эта девушка определенно понравится Лаки.
Глава 2
У Алекса Вудса была улыбка крокодила – широкая, пленительная и леденящая душу. Она являлась его основным оружием в борьбе с киношной братией, с которой он был вынужден общаться каждый день. Она помогала застать этот народец врасплох и склонить на свою сторону традиционно хрупкий баланс сил, существовавший в «роковом треугольнике» сценарист – режиссер – продюсер, а также подчинить своей воле киношных начальников, способных погубить любого режиссера, каким бы известным или талантливым он ни был.
С помощью своей убийственной улыбки Алекс Вудс сумел поставить и выпустить в свет шесть весьма неоднозначных шедевров по собственным сценариям, насквозь пропитанным сексом и насилием. Шедеврами их называл сам Алекс. Правда, с ним соглашались далеко не все. Хотя его фильмы неизменно представлялись на получение премии «Оскар», ни один из них так и не был ее удостоен. Это выбивало его из колеи. Алекс мечтал о признании, а ему не давали этой вонючей премии ни по одной из номинаций! Он просто грезил о том, чтобы заполучить эту чертову статуэтку. Он мечтал поставить ее на шкаф в своем спроектированном Ричардом Мейером особняке и иметь возможность при случае засунуть в задницу любому кретину – конечно, в переносном смысле.
Алекс был не женат и в свои сорок семь лет имел высокую, стройную фигуру, какую-то мрачную привлекательность темных глаз, густые брови и жесткую линию скул. Еще ни одной женщине не удавалось прижать его к ногтю. Он вообще не признавал американок, предпочитая партнерш восточного происхождения. Больше всего он ценил в них покорность, желая чувствовать себя во время занятий любовью полноправным повелителем и властелином.
На самом же деле Алекс испытывал подсознательный страх перед женщинами, которых в той или иной степени имел основания считать равными себе. Страх этот брал начало из самого детства, а у истоков его стояла мать. Властная француженка по имени Доминик, она раньше срока загнала в могилу Гордона Вудса – отца Алекса и достаточно известного киноактера, чьей специализацией было амплуа «лучшего друга», – когда их сыну было всего одиннадцать лет. Потом говорили, что причиной его смерти стал инфаркт, но Алекс-то знал, как было на самом деле! Он неоднократно становился свидетелем бешеных стычек между родителями и знал, что отца убил ее беспощадный язык. Его мать была холодной и расчетливой женщиной. Она намеренно сделала так, что при любом удобном случае муж стал искать утешение в бутылке. Смерть пришла к нему благословенным избавлением.
Вскоре после похорон мужа мадам Вудс отослала Алекса в военное училище, где царила палочная дисциплина. «Ты глуп – в точности, как твой отец, – было ее напутствием сыну. – Возможно, это заставит тебя поумнеть».
Военное училище стало для мальчика ежедневным кошмаром. Он возненавидел каждую проведенную там минуту и бесчеловечные правила. Впрочем, это никого не волновало. Если Алексу приходило в голову пожаловаться матери на побои и отсидки в карцере, она требовала, чтобы он «прекратил нытье и стал наконец мужчиной». Его заставили мучиться в этом жутком месте целых пять лет. Каникулы он проводил с дедом и бабкой в Пасифик-Пэлисейдс, в то время как Доминик разнообразила свой досуг с многочисленными ухажерами, начисто забыв о существовании сына. Однажды он застал ее в постели с мужчиной, которого она потребовала называть «дядей Вилли».. Дядя Вилли лежал на спине, устремив в потолок огромный вздыбленный член, а совершенно обнаженная мама Алекса стояла на коленях возле постели. Эту картину он запомнил навсегда. К тому времени, как Алекс вышел из стен училища и впервые ощутил вкус свободы, в нем уже накопилась неимоверная злость. В то время как его сверстники в беззаботном танцевальном ритме двигались по жизни, оканчивая колледжи, трахаясь с аппетитными девочками, что размахивают ленточками на стадионах, впервые напиваясь и пробуя наркотики, Алекса за какие-то смехотворные провинности запирали в карцер без окон или, стащив штаны, больно хлестали по заднице – только за то, что он не так на кого-то посмотрел. Иногда ему приходилось проводить в одиночке по десять часов кряду, не имея никакого другого занятия, кроме как сидеть на голой деревянной скамье и тупо таращиться в стену. Пытка для ненужных своим родителям богатых сынков.
Алекс часто думал о годах, вычеркнутых из его юности, и тогда его переполняло бешенство. Он даже с женщиной впервые переспал лишь после окончания колледжа, да и то его до сих пор мутило при одном воспоминании об этом! Грязная шлюха в Тихуане, от которой воняло тухлыми мексиканскими блинчиками и даже кое-чем похуже. После этого первого опыта Алекс был переполнен таким отвращением, что даже не пытался больше заниматься сексом еще в течение целого года. Во второй раз, правда, получилось лучше. Серьезный молодой блондин с кинематографического факультета университета Кожной Каролины оценил расцветающий талант Алекса и дважды в день в течение шести месяцев предоставлял в его распоряжение свой рот… Очень мило, но недостаточно для подлинного удовлетворения.
Через некоторое время Алексом овладело зовущее куда-то беспокойство, и в одну из пьяных ночей он завербовался в армию. Его послали во Вьетнам, где он провел два чудовищных года – воспоминания о них будут преследовать его до конца жизни.
В Лос-Анджелес Алекс вернулся уже другим человеком – неприкаянным и озлобленным. Он постоянно кипел и в любой момент был готов взорваться. Через две недели он уехал в Нью-Йорк, оставив матери короткую записку с обещанием объявиться.
Ах, месть… За прошедшие пять лет он не звонил матери ни разу, а она, насколько ему было известно, даже ни разу никого не расспросила о сыне. Когда же Алекс наконец позвонил, Доминик говорила с ним так, будто в последний раз они виделись на прошлой неделе. Мадам Вудс не признавала сентиментального трепа.