В июне Сергей Михайлович пришел в сопровождении трех молодых людей в офицерской форме.
— Мати, познакомься, все они авиаторы, все опытные, практиковались в авиационной школе Блерио во Франции. Мы собираемся вывезти Ники с Наследником и Мишу с Натали в Данию.
— Самолетом? Замечательно. А немка?
— Императрицу с дочками вывезет на автомобиле поручик Соловьев.
— Кто это такой?
— Зять Распутина. Муж Маши, его младшей дочери. Александра Федоровна доверяет только ему.
— Прекрасно. А есть самолеты?
— Три. А нам нужен только один. Два будут сопровождать на всякий случай.
— Когда все это будет?
— Скоро, может быть, даже на следующей неделе.
Он обнял ее.
— Ты рада? Я же знаю, ты все еще его любишь. — Впервые он сказал это без всякого упрека.
Они разложили на столе карту и долго обсуждали детали. По плану они должны были вылететь с Пулковского аэродрома и приземлиться в парке Гатчинского дворца. Парк был огромный и его лужайки вполне могли служить летным полем. Все произойдет глубокой ночью.
— Нам надо повидать Мишу, чтобы все согласовать с ним. Мати, милая, ты поедешь со мной в Гатчину?
— Господи, конечно.
К Михаилу Александровичу решили ехать на следующий день, в неприметных одеждах и на поезде, чтобы не привлекать внимание английской машиной Сергея Михайловича. До Гатчины добирались полдня. Поезда были переполнены и все время останавливались.
Великий князь и Натали, заранее предупрежденные, тоже просто одетые, долго ждали их в комнате знакомого начальника станции. Молодой человек, недавно вступивший в должность механик, привез их во дворец на своей старой разбитой машине. По дороге они почти не разговаривали при водителе. Эта была простая предосторожность. В это тяжелое время никто не знал, кто есть кто и что у кого на уме. Когда наконец прибыли, авиаторы были уже там.
— У меня плохая новость, — объявил Михаил, когда все расселись на диванах с кофе. — Этот мерзавец Соловьев, зять Распутина, выдал нас большевикам. Если его семья не будет вывезена из России, Ники никогда не согласится на наш план. Он вообще отказывался бежать, даже если все сработало бы.
— А что, Соловьев большевик?
— Вовсе нет. Но он знает, что бриллианты Императрицы стоят миллионы. Соловьев не интересуется ни ею, ни девочками. Сейчас он просто исчез. Его интересуют только деньги. Он думает, что у Ники огромный счет в Английском банке. А у Ники ничего нет. Он все пожертвовал Красному Кресту, чтобы достроить госпиталь, жертвовал и отдельным лицам, есть целый список, куда и кому пошли деньги. Это, кстати, были деньги его прабабушки, супруги Императора Николая I. Всего было четыре миллиона. Ники сразу решил, что проценты с этой суммы пойдут на благотворительность, а теперь и самой суммы уже нет.
— Тогда, Миша, ты лети с Наташей и маленьким Георгием. Я полечу с вами.
— Я не могу, Сережа. Ники и я теперь частные лица. Мы, конечно, можем бежать, но почему? Я думал об этом. Почему я вообще должен бежать из своей страны? Так что план отменяется. Извините, дорогие. — Он посмотрел на авиаторов, лица которых помрачнели. — Я договорюсь вывезти Наташу с сыном в Данию к бабушке или в Англию.
Время от времени Сергей Михайлович должен был ездить в Москву, что становилось все более и более опасным. Так называемые революционные солдаты и матросы, почти все пьяные, безо всяких причин в поездах терроризировали пассажиров. Особую ненависть они выказывали ко всем, кто был связан с царским, как они выражались, режимом. Первое, что увидел в Москве Великий князь, это валявшуюся на улице голову прекрасной статуи Александра III, разбитую в куски. Ограбления и убийства совершались каждый день. Не щадили ни женщин, ни детей.
— Это ужасно, то, что ты рассказываешь, Сережа. Я думала, что хаос только в столице, но теперь ясно, что это повсюду. Я очень боюсь за Владика.
— Я думаю, что лучше всего для тебя вернуться с мальчиком на Кавказ. Это далеко отсюда. Бог вас защитит. В конце концов, этот бандитизм в один прекрасный день кончится.
— А ты? Что ты собираешься делать, Сережа?
— Обо мне не беспокойся. Я приеду к тебе, как только Ники будет свободен. Я не могу его оставить так, под домашним арестом в Царском. Его дети — это и моя семья. У Ники депрессия. Каждое утро, когда вся семья еще спит, он копается в церскосельском парке, в дальнем углу, ты знаешь это место. Он там развел маленький садик. Может, ты навестишь его? Он будет так рад.
За это предложение Мати была очень благодарна Сергею Михайловичу.
Он также сообщил, что Ники каждый день в 8.20, когда меняется караул, на несколько минут остается один.