Вскоре они въехали в Хейзелфорд. Аларик спешился, увидел чужих лошадей во дворе и почувствовал необоримый страх. Похлопав по крупу Сатану, он бросился в дом.
К его удивлению, в зале отец Дамьен пил с Фальстафом эль.
— Отец, — снимая рукавицы и с тревогой вглядываясь в лицо священника, спросил Аларик, — что случилось?
Священник поднялся и поклонился.
— Все в порядке. Я приехал, полагая, что могу понадобиться вам.
Фальстаф встал и похлопал Аларика по спине.
— Но он приехал слишком поздно.
— О чем ты говоришь? — быстро спросил Аларик.
В зал вошли Роже, Ролло и оруженосцы. Фальстаф не успел ответить, когда вверху на лестнице появилась Эдит. Она рассеянно улыбнулась Аларику и обратилась к Фальстафу:
— Скажи Магали, что в ней есть срочная нужда. Прорвались воды, и нужно сменить постель, — она снова улыбнулась Аларику. — Роды начались.
Аларик почувствовал, что у него подогнулись колени. Роже успел подставить ему стул. Однако Аларик быстро взял себя в руки и вскочил, бросив выразительный взгляд на Роже. Шагнув неверными ногами к столу, он налил в кубок вина и залпом осушил его. Странно… Ему казалось, что в запасе еще много времени.
Аларик со стуком поставил кубок на стол.
— Отец Дамьен, вы мне действительно нужны.
Роже засмеялся.
— Аларик, ты опоздал.
— Думаю, что нет, — отец Дамьен сверкнул глазами. — Требуется некоторое время для того, чтобы младенец появился на свет.
Из кухни вышла Магали с охапкой чистых простыней. Аларик задержал ее:
— Магали, скажи Фаллон, что я приехал домой и вскоре приду к ней.
— Хорошо, мой господин, — с поклоном протянула она, словно не была уверена в том, что Фаллон обрадуется этой вести, и направилась наверх.
Даже сейчас, несмотря на жару, Фаллон дрожала, пока мать одевала на нее чистое белье. Магали с помощью Милдред и Джин быстро убрали старые и постелили новые, сухие простыни. Едва Фаллон с помощью матери снова легла на кровать, как почувствовала приступ боли и с трудом подавила крик.
Это началось утром так исподволь, что, казалось, существовало больше в воображении.
Однако боли усиливались, охватывая поясницу стальными обручами, постепенно переходя на живот.
Сейчас, казалось, между схватками не было пауз. Фаллон и представить себе раньше не могла, что будет так больно.
— Дыши глубже, — посоветовала Эдит, сжимая руку дочери.
Фаллон попыталась последовать ее совету. Она плотно зажмурила глаза и стала молиться. Но, не сдержавшись, вскрикнула во время нового кинжального удара боли, а когда ее отпустило, бессильно откинулась назад, хватая воздух ртом. Бисеринки пота выступили на ее лице.
— Мама, — простонала она тихонько, — я этого не вынесу, я не смогу…
— Теперь уж поздно говорить об этом, — улыбнулась Эдит, смачивая лоб дочери влажной тряпкой.
— Никогда больше! — твердила Фаллон. ― Как ты терпела столько раз? Клянусь, что уйду в монастырь!
Три женщины засмеялись, а Фаллон издала проклятье и застонала в голос, почувствовав, что боль снова приближается. Магали посмотрела на Эдит и кивнула. Когда Фаллон стало чуть легче, повитуха осмотрела ее и бодро сказала на ломаном английском:
— Скоро, mаdemoiselle, вы родите… Очень скоро.
Очень скоро… Скорей бы… умереть… Слезы застилали ей глаза. Она, считавшая себя такой мужественной, сдалась перед болью. Она обливалась потом, и у нее было такое ощущение, что ее распинают и четвертуют.
Новый приступ буквально скрутил Фаллон. Когда ее чуть отпустило, она прохрипела:
— Будь он проклят, проклят!
— Ай! — воскликнула Магали. — Идет граф!
Она вспомнила о словах Аларика лишь тогда, когда услышала его шаги за дверью. Фаллон в ужасе посмотрела на мать.
— Не впускай его, мама, прошу тебя! Останови! — в отчаянии закричала она.
Эдит прижала палец к губам дочери.
— Я поговорю с ним, — успокоила она Фаллон. Но Аларик не просил разрешения войти, а просто вошел, к тому же не один, а в сопровождении отца Дамьена.
— О Господи! Боже милостивый! — запричитала Фаллон, лихорадочно натягивая на себя простынки. — Аларик, немедленно уходи отсюда!
Он подошел, сел рядом и взял за руку.
— Уходи! — повторила она, но в этот момент лицо ее исказилось, и она заскрежетала зубами. Почему никто не предупредил ее, что новая жизнь будет рождаться в таких страшных муках?
Боль затихла. Мокрая от холодного пота, роженица повторила трясущимися губами:
― Ради Бога, ради всего святого, оставь меня!
Аларик коснулся ее лица и крепко сжал ее руки. Боль накатила снова, и Фаллон выкрикнула:
— Я ненавижу тебя!
Аларик обеспокоенно взглянул на Эдит. Та пожала плечами.
— Она не будет помнить, что сейчас говорит.
— Буду! — взметнулась Фаллон.
— Наверно, надо поторопиться, — сказал стоявший у двери отец Дамьен. Сквозь дымку боли Фаллон подумала, что священник похож на высокую черную птицу.
Она облизала пересохшие губы.
— Куда надо поторопиться?
— Мы должны пожениться, — сказал Аларик.
— Нет! — Она дернулась, пытаясь сесть, но это ей не удалось. — Нет, безмозглый болван!
Фаллон была близка к истерике. Он сидел рядом такой красивый, такой внимательный. Но ей хотелось изрубить его в куски, потому что — и в этом нет сомнений! — именно он виновник ее нынешних страданий,
— Я не выйду за тебя замуж! — упрямо повторила она. — У тебя были многие месяцы для этого, а сейчас слишком поздно! Я не хочу!.. Ой, ой, помогите, я не могу больше терпеть!
— Все-таки я попробую тебя уговорить, ― ответил Аларик с нежной улыбкой. — Сожми мою руку.
— Не буду!
— Фаллон, ну же! — Он повысил голос. Аларик не собирался уходить. Он не намерен был оставить ее в покое. Когда Фаллон изо всех сил сжала его руку, он накрыл ее другой рукой.
— Выходи за меня замуж, — спокойным и терпеливым тоном сказал он.
— Нет! Я тебя ненавижу… Я уйду в монастырь и никогда больше не буду с мужчиной.
— Фаллон! — резко сказала Эдит. — Он отец твоего ребенка… Остаются считанные минуты… Пусть младенец будет законнорожденным!
Аларик впился в нее глазами.
— Ну же, Фаллон…
Она лежала молча, и Аларик кивнул отцу Дамьену. Священник начал свадебный обряд. Аларик без колебаний, когда священник задал ему вопрос, сказал «да». Фаллон в ответ на вопрос молчала — она впала в легкое забытье, и Аларик крепко сжал ей руку.
— Да! — выкрикнула она. — Да! — и после этого повторила вслед за отцом Дамьеном все положенные слова: любить, лелеять — и повиноваться.
Обряд закончился, а мучения Фаллон достигли высшей точки. Она едва ли отдавала себе отчет в том, что делает, когда отец Дамьен поднес ей пергамент и перо, она поставила свою подпись. Начались схватки. Они были настолько сильными, что Эдит едва успела выпроводить из комнаты Аларика и Дамьена.
У Фаллон было ощущение, что ее тело раскалывается, разрывается надвое.
Магали сказала, что ей нужно тужиться. Когда мать услышала первый крик ребенка, каким-то волшебным образом боль сменилась безграничной радостью.
— Мой ребенок! — зарыдала она. — Мама, это мальчик? Он здоров? Он красив?
Магали перерезала пуповину и велела Фаллон снова тужиться, чтобы вышел послед. Фаллон повиновалась, но теперь она не думала о боли.
Мать положила младенца в руки Фаллон.
— Да! Это мальчик! Чудный во всех отношениях! Здоровый мальчик с черными волосами!
Фаллон засмеялась и заплакала, слыша материнские слова. Дрожащими руками она прижимала к телу отчаянно орущего младенца. Он был красавцем! Лицо его было искажено от плача, но он все равно был красивым и совершенным. Фаллон пересчитала у него пальчики на руках и на ногах и, поцеловав в живот, стала горячо молиться.
— Пусть он пососет, это поможет появиться молоку, — посоветовала мать.
Фаллон приложила ребенка к груди. Ее охватило блаженство. Малыш сосал, мял грудь и бил ее кулачками. Фаллон смеялась и плакала. Она уже забыла о перенесенных мучениях. Фаллон была полна безграничной любви к своему крохотному сыну и восхищения красотой и чудом жизни.