— Ага, сердце екнуло, — ворчу я. — В штанах тесно стало.
Я встаю, он поднимается на ноги следом. В серо-голубых глазах ворочается злость.
— Кто бы говорил, — вздыхает он. — Друг за друга держаться, не грызться… На себя посмотри.
У меня кровь стучит в ушах.
— В чем дело? — спрашиваю я. — Ты чем недоволен, говори!
— В чем дело? — Крид повышает голос так, чтобы все слышали. — Да в тебе и дело! Мы все так думаем, только они сказать боятся. А мне нипочем. Ты что на мосту устроила, Саба? Зачем за фитилем побежала? Мы его как подожгли, так и сразу должны были убраться восвояси, никто бы за нами не погнался. Из-за тебя нас всех чуть не поубивали.
— Ты и сам знаешь зачем, — говорю я. — Там же люди были, рабы. Вот как Марси. Жалко их, они ни в чем не виноваты.
— Ну и что? Ты вообще за кого? А нас тебе не жалко?
— Мне только что рассказали, что произошло, — вмешивается Слим и глядит на меня водянистым голубым глазом. — Крид прав, у нас был план. Подложить взрывчатку, разрушить мост и удрать подальше. Без всяких осложнений.
Все поворачиваются и смотрят на меня. Во взгляде Эмми плещется тревога.
— Убивать мы никого не собирались, — напоминаю я.
— Это называется сопутствующий ущерб, — говорит Слим. — Иначе убьют твоих товарищей. Главное — помнить о цели и сохранять дисциплину. И тебя это тоже касается.
— Иногда приходится тактику менять, — замечаю я.
— Верно, — отвечает он. — Но ты повела себя неправильно. Тактику меняют по двум причинам: если надо достичь намеченной цели и если надо спасти товарищей. Цели вы достигли, а ты навлекла опасность на друзей. Настоящий вожак так не поступает.
— Не понимаю я тебя, Саба, — говорит Эш. — Помнишь, в Темнолесье тонтоны перебили наших. Напали на спящих и сорок человек погубили. И Вольных Ястребов, и грабителей с Западной дороги. Ты что, забыла? А Эпону и Мейв? Айка и Брэма? Они погибли за наше дело. Ты уж не обижайся, но Крид прав. Кому ты верна?
— Я верна нашему делу, — вздыхаю я. — Никого я не забыла — ни тех, кто в Темнолесье полег, ни тех, кого ты назвала. Дело тут не в верности, а…
— А я считаю, что верность — главное, — говорит Томмо.
— Но сейчас же все иначе, — объясняю я. — Понимаете, тут, в Новом Эдеме, слишком много невинных людей. Они страдают от наших схваток с тонтонами.
— Нам слабый вожак ни к чему, — возражает Эш. — Мы с Кридом это на себе испытали. Мейв силы не хватило, и все закончилось поражением. И смертями. Да, конечно, ты сильная, уверенная. Безжалостная. А сегодня зачем-то разнюнилась. Божемой, ты же Ангел Смерти, про тебя легенды рассказывают. Мы поэтому за тобой пошли.
— Может, у тебя кишка тонка стала, — говорит Крид.
Внутри у меня все замирает.
— Ты мне вызов бросаешь? — спрашиваю.
— Ты или будь настоящим вожаком, или отступись и не мешай, — буркает он.
— Так, хватит разговоров! — вмешивается Лу и встает. — Я виноват в том, что у моста произошло.
Все удивленно глядят на него. Никто не понимает, в чем дело.
— Ты как до этого додумался? — спрашивает Крид.
— Я увидел первых двух тонтонов и испугался, — объясняет Лу. — Я под мостом был, только хотел взрывчатку подложить, а тут они… Саба мне велела не двигаться, а я ослушался. Оскользнулся, не удержался на ногах и упал. Если бы не она с Томмо, сорвался бы в пропасть. Я нарушил приказ командира. Из-за меня все вы оказались в опасности. Если Саба и сделала что-то неправильно, то это из-за меня. Потому что она не смогла на меня положиться. Так что я во всем виноват. И прошу прощения. У всех.
Лу говорит все это, а сам с меня глаз не сводит. У меня аж горло перехватило.
— Что ж, сегодня нам повезло, — заявляет Слим чуть погодя. — Никого не убили. Предлагаю простить Лу. И давайте на этом закончим. Урок усвоен, повторять не придется. Но ошибок больше допускать нельзя. Саба, твоего лазутчика это тоже касается. Он нам дал ненадежные сведения. Я понимаю, он это не нарочно сделал, но если все так быстро меняется, надо все проверять. От надежности сведений зависят наши жизни. Так что давайте вы с Кридом помиритесь, пожмите руки.
Все поворачиваются к костру, тихонько переговариваются. Я протягиваю руку Криду. Он глядит зло, будто нож к горлу приставил, а потом улыбается и приобнимает меня.
— Прости, — говорит он, — я веду себя, как недоумок. И спасибо за то, что рану зашила. И про Молли я все понимаю.
Может, мне просто показалось, что у него злоба во взгляде?
Седьмая ночь
В это время года темнеет рано, с каждым днем все раньше.
Подхожу к Слиму, когда рядом с ним нет никого.