От ее прикосновений Анжелос затрепетал и прикрыл глаза, отчего едва удержался на ногах на неровном каменном полу.
— Джессика, дорогая… осторожно… так мы можем упасть… — сказал он.
Она рассмеялась у его губ и поцеловала его с большей страстностью.
— Разве ты не этого хочешь… разве мы оба не хотим этого? — спросила она.
— Ты знаешь, что хотим, но не так быстро… позволь мне…
Каким-то образом ему удалось расстелить попону на полу, покрытом чистой соломой. Хотя, если судить по тому, как торопилась Джессика, удивительно, что ему вообще это удалось. Она продолжала одной рукой ласкать его спину, а другая ее рука скользнула под его кожаный ремень, сначала со стороны спины, затем в районе живота. Анжелос понял, что она ощутила его сильное возбуждение, ибо на мгновение Джессика замерла и внезапно прерывисто выдохнула.
На какую-то секунду Анжелос затаил дыхание. Ему показалось, что он окунулся в прошлое и женщина, которую он держал в объятиях, сейчас запаникует и оттолкнет его от себя. Он почти уже почувствовал, как его глаза слепит яркий свет и…
Однако если Анжелосу требовались доказательства того, что сейчас он держал в своих объятиях не юную девушку, которая не в силах справиться со своей чувственностью, а уверенную в себе женщину, он получил их сполна. Джессика улыбнулась и снова принялась ласкать его, как прежде: дразня и сводя с ума. Теперь ее ладонь касалась молнии его джинсов. И когда Джессика услышала, как прерывисто дышит Анжелос, она чувственно рассмеялась.
Нет, теперь Джессика совсем не походила на прежнюю, мятущуюся девочку-женщину.
Нынешняя Джессика была настоящей женщиной. На краткий миг Анжелос закрыл глаза и произнес про себя слова благодарности судьбе за посланный ему подарок.
Анжелос не заметил, как это произошло, но внезапно Джессика опустилась на попону, увлекая его за собой. Когда оба оказались на ложе из соломы, Анжелос понял, что сейчас наверняка произойдет то, чего он так ждал все эти годы. Джессика прижималась к нему грудью, льнула к его возбужденному телу.
— На этот раз нам никто не помешает, — тихо сказал он, целуя ее в шею и чувствуя напряженно пульсирующую жилку на ней под своими губами. — На этот раз ты принадлежишь мне, и только мне. Ничто и никто теперь не встанет между нами.
На этот раз ты принадлежишь мне, и только мне.
Услышав эти собственнические слова, которые он произнес хриплым голосом, Джессика на мгновение замерла.
Принадлежишь мне, и только мне…
Анжелос не мог подобрать для нее лучших слов. Только он был в состоянии довести ее до экстаза. Ощущение того, что она привлекает его как женщина, ударило ей в голову подобно крепчайшему из вин. Ее желание принадлежать Анжелосу только усилилось, голова пошла кругом, все мысли разом улетучились. Если несколько дней назад Джессике казалось, что она знает состояние всепоглощающего сексуального возбуждения, то теперь она поняла: ничего из испытанного ею ранее не шло ни в какое сравнение с тем, что она ощущала под поцелуями и ласками Анжелоса. Ее настолько захватила страсть, что она едва заметила, как он рывком расстегнул ее хлопчатобумажную блузку и пуговицы отлетели прочь, потом снял лифчик, обнажив полные груди. Анжелос стянул свою футболку, и вот Джессика нежной обнаженной кожей ощутила жар его тела и легкое покалывание волосков на его груди. От этого чувственного прикосновения она простонала и крепче прижалась к нему, отчего оба возбудились еще больше.
Джессика попыталась расстегнуть пряжку на ремне Анжелоса, но ее руки дрожали. Когда у нее ничего не получилось, она в ярости заворчала на свою неловкость.
Анжелос тихо рассмеялся у ее уха и прикоснулся ладонью к ее нетерпеливым пальцам, останавливая ее.
— Позволь мне самому, дорогая, — сказал он.
Анжелос снова припал к ее губам, а она раскинула руки, удовлетворенно наблюдая, как он снимает свои джинсы и швыряет их на пол.
Сухая солома под шершавой попоной хрустнула, когда Анжелос опустился на нее рядом с Джессикой. На этот раз он принялся целовать ее шею, плечи и грудь. Не переставая ласкать губами и языком ее возбужденные соски, Анжелос снял с нее джинсы, потом трусики и отбросил их в сторону.
Коснувшись ее между бедер, он что-то пробормотал по-гречески, обнаружив, насколько сильно она возбуждена.
— Какая же ты чувственная…
— Я хочу тебя… — с трудом произнесла она. Джессика боялась, что больше не выдержит его ласк. Ей казалось, что очередное его прикосновение окончательно лишит ее способности думать и говорить. А ей не терпелось признаться Анжелосу в том, что никого, кроме него, она не желала так сильно. Она жаждала сказать, что только для него она всегда будет такой чувственной, даже сладострастной, потому что только с ним ощущает себя настоящей женщиной.