— «Счастливый скупщик».
— Здравствуйте, Грубер.
Голос мгновенно зазвучал по-новому, стал низким и елейным:
— Дух, дорогая! — Он назвал Дженнифер псевдонимом, который она себе придумала. — Давненько я вас не слышал. Как поживаете?
— Прекрасно.
Дженнифер всегда старалась отвечать ему с предельной краткостью. Леон Грубер ей не нравился, несмотря на то, что постоянно демонстрировал свои и без того очевидные чувства к ней. Это был пухлый и приземистый кокаинист с одутловатым лицом и степенью магистра изобразительных искусств, полученной в Колумбийском университете. Он работал в ломбарде, который унаследовал от своего отца — при весьма подозрительных, насколько слышала Дженнифер, обстоятельствах. Ему она сбывала краденое. Он так и не прекратил попыток заигрывать с ней, несмотря на ледяную любезность, с которой она держалась во время всех их деловых встреч.
— У вас что-то есть для меня? — спросил он.
В его устах этот вопрос прозвучал почти непристойно. Наверняка сейчас облизывает пухлые губы.
— Почтовые марки, — ответила она сухо.
— Сколько?
Его тон стал деловым, но в голосе при этом послышалось нечто вроде вздоха.
— Приблизительно на два миллиона по каталогу.
Повисло долгое молчание; когда Грубер наконец заговорил, его голос снова изменился. За его словами крылось что-то такое, чего Дженнифер никогда прежде не слышала, отчего его тон показался ей еще более холодным и расчетливым, чем обычно.
— Вы поражаете меня, дорогая. Скажите, вы их взяли у торговца или из коллекции какого-нибудь частного лица?
— Не ваше дело.
— Что ж, у каждого из нас есть свои секреты, верно?
— Мои секреты — это мои секреты, — отрезала Дженнифер, начиная сердиться. — Если вас не интересуют марки, я всегда найду того, кого они интересуют.
— О, они меня интересуют. Очень интересуют. Меня интересует все, что связано с вами, моя дорогая Дух.
Девушка поморщилась. Она почти представляла себе сцены, проплывающие в его одурманенном кокаином сознании.
Грубер продолжал:
— Вы — очень, очень, гм, интригующая особа. Появляетесь из ниоткуда и менее чем за год становитесь самой искусной воровкой в городе. Мне очень повезло, гм, сотрудничать с вами, и я очень, очень заинтересован в этих марках. Но, к сожалению, сегодняшнее утро у меня занято. Я жду одних людей. Можете подойти часикам к одиннадцати? Возможно, мы пообедали бы вместе после того, как я взгляну на ваш товар.
— Возможно. — Пока не стоит восстанавливать его против себя. — В одиннадцать часов. Я буду.
— Жду с нетерпением, дорогая.
Последняя его фраза продолжала приторно-сладко звучать у нее в ушах, хотя она уже положила трубку. В его словах ей почудилось более нетерпеливое предвкушение, чем обычно. Пора найти себе нового скупщика. Сколько можно выносить его сальные замечания? Наверное, Грубер совсем одурел от своего кокаина. Он принимает его такими дозами, что в один прекрасный день у него просто-напросто не выдержит сердце.
Фортунато взглянул на часы. Для этого ему пришлось прижать руку к груди — такая стояла давка. Шел десятый час. Когда он снова поднял глаза, мир превратился в калейдоскоп. Его окружали яркие цветные пятна, то и дело складывавшиеся в новый узор, непредсказуемый, но не вполне случайный.
Когда Каролина сказала ему про День дикой карты, он не придал этому никакого значения — и был не прав. Теперь они с Бреннаном застряли посреди этой пестрой толпы. Через каждые две минуты его подмывало нарушить собственное правило — не демонстрировать свои способности на публике. Отчего бы не подняться над толпой и полететь обратно, в тишину и покой своей квартиры?
Потом он вспомнил об Астрономе, который, возможно, находился всего в нескольких ярдах от него и как раз готовился совершить очередное убийство, после которого станет еще сильнее.
Впереди Хестер-стрит пересекалась с Боуэри — прямо посереди Джокертауна. Полицейские заграждения перекрывали боковые улочки, хотя толпа туристов была такой плотной, что никакая машина не смогла бы проехать, даже если бы очень захотела. Одеты туристы были преимущественно в шорты, кроссовки и кошмарные футболки, так что их можно было бы принять за участников соревнований по легкой атлетике, если бы не лишний вес, фотоаппараты, которыми они были увешаны, и шапочки с идиотскими лозунгами.
— Глянь-ка вот на этого, — сказал один из них, указывая на Фортунато, надпись на его шляпе сообщала, что «Ходить в ресторан — это здорово!».
Фортунато сразу захотелось вывернуть желудок невежи наизнанку и так и оставить его болтаться изо рта на пищеводе, разбрызгивая в разные стороны кровь, слюну и утренний завтрак этого субъекта. «Спокойно, — сказал он себе, — Не обращай внимания».
Как это обычно и бывает у джокеров, шествие уже превратилось в настоящий балаган. Официальные платформы с декорациями должны были ждать на Кэнэл-стрит, но вся улица уже была запружена стихийными шутовскими фигурами, наиболее заметной из которых был двадцатифутовый резиновый фаллос, розовый и блестящий, направленный вверх под углом примерно в шестьдесят градусов. Он стоял на деревянной платформе, и три джокера в масках пытались пропихнуть ее сквозь толпу. Пенис был раздвоенный, и между двумя головками висела табличка, призывающая: «Отсосите, натуралы». Четвертый джокер стоял на платформе и забрасывал толпу какими-то предметами, с виду похожими на использованные презервативы. Две группки людей пытались пробиться к платформе — одна состояла из полицейских, другая — из возмущенных туристов.
— Вот он!
Бреннану пришлось кричать Фортунато прямо в ухо, чтобы тот мог расслышать его. Фортунато повернулся и увидел Джуба — тот сидел на крыше своего киоска, маленький и толстенький, с поблескивающими в лучах утреннего солнца клыками.
— Спасибо.
Фортунато расчистил небольшой пятачок перед киоском, потом сложил руки рупором и крикнул:
— Можешь спуститься на минуточку?
Джуб пожал плечами и принялся сползать вниз. Фортунато протянул руку и придержал его за черную щиколотку, чтобы тот не упал, и в момент прикосновения ощутил странную вибрацию. Их глаза встретились, так что чернокожий туз невольно прочитал его мысли.
— Да, — ответил он на невысказанный вопрос. — Теперь я знаю.
Джуб по прозвищу Морж не был человеком.
— Я видел тебя в «Хрустальном дворце», — сказал Джуб. — Но официально мы друг другу не представлены. — Он протянул руку. — Ты умеешь хранить секреты?
— В основном меня занимают только мои собственные дела, — ответил Фортунато. — Доктор Тахион знает?
— Кроме тебя, об этом не знает никто. Полагаю, мне остается лишь надеяться, что ты не надумаешь выдать меня.
Лицо Джуба стало непроницаемым: к ним подошел Бреннан со словами:
— Кристалис говорила, что ты…
— Я видел Астронома. — Маслянисто-черная, покрытая пучками рыжеватой щетины голова Джуба закивала вверх-вниз. — Сегодня около пяти утра. Я забирал в типографии «Инквайер». Он выходит каждый понедельник… — Фортунато нетерпеливо кашлянул. — Он сидел на заднем сиденье черного лимузина, который ехал в направлении Второй авеню.
— С чего ты взял, что это был он? — Морж заколебался, и Фортунато подкрепил свой вопрос ментальным приказом: Расскажи мне всю правду.
— Я… я ходил на их собрания. Египетских масонов. Мне показалось, что у них есть… одна вещь, которая была мне нужна.
Раздавшийся внезапно грохот заставил инопланетянина испуганно шарахнуться. Фортунато оглянулся. На противоположной стороне Хестер-стрит огромная стеклянная витрина градом осколков осыпалась прямо на тротуар. Из магазинчика выскочили четверо азиатского вида подростков в синих атласных куртках. Тот, что выбежал последним, полицейской дубинкой разбил стеклянную дверь.
— Будешь знать, как тягаться с «Цаплями»! — крикнул он.
Они бросились в толпу и растворились в ней.
Бреннан раскрыл свой кожаный чемоданчик и собрал из двух половинок лук — все это в мгновение ока. Но все равно стрелять было уже поздно. Он сложил лук обратно и снова повернулся к Фортунато. Тот и бровью не повел.