Лефовцы незамедлительно ответили на эту критику. В № 3 своего журнала, вышедшем в июле 1923 года, они дали бой всем своим оппонентам. Журнал «На посту» оказался в центре внимания. К тому же лефовцы использовали напостовскую тактику нападения. В памфлете «Критическая оглобля» оценивается новоявленный журнал как глупый, грубый, не понимающий, где его друзья, а где враги. Напостовцы были выведены в образе тупого милиционера, стоящего на посту и размахивающего вместо палочки оглоблей, размахивающего неразумно, не в ту сторону. Вместо того чтобы бить «правых», он наносит удар по «левым», по своим. «Мало ли что может прийти ему в голову. Возбудится он магической силой своей палочки – и остановит движение суток этак на трое. Да и самую палочку, посчитав ее размеры не подходящими для сей значительной роли, возьмет и заменит вдруг оглоблей, отломанной у мимо ехавшего извозчика. И подняв ее… ошарашит ничего не подозревающего, спешащего по делам прохожего. И главное – уверен будет, что его пост – самый образцовый, что только завистники и недоброжелатели могут усмотреть в его поведении несоответствие задания с выполнением»[55]. Именно в этой роли выступают критики журнала «На посту», «искренне недовольные чересчур быстрым движением в литературе вообще, а по левой ее стороне в особенности»[56]. Дальше автор памфлета резко критикует статьи, направленные против Лефа, особенно достается Родову. Но памфлетист берет под защиту и ошибочные положения Лефа, справедливо осужденные журналом «На посту». В заключение дается совет редакторам журнала «повернуть свою волшебную палочку в иную сторону, туда, где движутся «графские» рыдваны с перевозимой из-за границы стародворянской рухлядью быта, сменовеховства, психологизма и грозящие выехать триумфаторами на очищенные вашими заботливыми руками от лефовских надоедливых мотоциклеток мостовые»[57].
Здесь, хоть и в иронической форме, предлагается программа совместных действий лефовцев и напостовцев против сменовеховства. И определяется конкретная мишень для прицела: только что из эмиграции на родину вернулся А. Н. Толстой, который будет находиться под прицелом напостовцев и лефовцев долгие годы.
Взаимный острополемический обмен мнениями обнаружил, как мы видим, точки сближения обеих групп. Самой высокой общей точкой сближения оказалась борьба за революционное искусство. Маяковский первым решительно пошел на сближение с напостовцами. «Лефы на вчера позвали нас к себе, говорили: Вы – организаторы, вы – победители»[58], – отмечает Фурманов в своем дневнике.
И вот в ноябре 1923 года состоялось соглашение между группой Леф и Московской ассоциацией пролетарских писателей. Лефовцы искренне приняли основной идейно-творческий тезис платформы «Октября»: «Соглашающие стороны… направляют всю творческую деятельность на организацию психики и сознания читателя в сторону коммунистических задач пролетариата»[59]. Без всяких затруднений был принят и второй пункт соглашения: «Путем устных и печатных выступлений проводят неуклонное разоблачение буржуазно-дворянских и мнимопопутнических литературных группировок и выдвигают свои принципы классовой художественной политики»[60]. Был принят также пункт соглашения о том, чтобы избегать «взаимной полемики, не отказываясь в то же время от дискуссий и деловой товарищеской критики»[61].
В дневнике Фурманова того периода отмечается, что лефовцы предложили мапповцам продолжать и впредь организаторскую работу, а творческим воспитанием мапповской молодежи займутся лефовцы. «Мы их, Лефов, послали понахрен. Сказали: – Верно, что работой методологической до сих пор мы заняты были меньше, чем непосредственной борьбой. Но теперь, после победы, и у нас будет к тому возможность и время»[62]. Но напостовцы, постоянно занятые «организаторской работой», так и не нашли время для обсуждения творческих вопросов. Эта бесконечная «организаторская» возня будет бедствием для всего рапповского движения, и против этого также поведет решительную борьбу Фурманов. Вот почему лефовцы были приглашены для руководства творческими семинарами в литературные кружки МАПП. В. Герасимова в своих воспоминаниях «Какими словами рассказать о нас» сообщает о работе творческого семинара «Молодой гвардии», руководимого О. Бриком. Она рассказывает, как Брик учил их анализировать произведения по заранее предложенной им схеме, а затем давал задание самим творить по этой же схеме. В. Герасимова утверждает, что это было ново, неожиданно, интересно. Но, надо полагать, едва ли это было плодотворно. Что мог полезного дать молодежи Брик? Он прошел через историю нашей литературы как пустоцвет, как фигура абсолютно бесплодная.