«Пролетарского искусства сейчас нет и не может быть, пока перед нами стоит задача усвоения старой культуры и старого искусства. На деле есть вот что: есть буржуазная культура и искусство, к которым впервые получил доступ пролетариат».
Главное его доказательство, как уже говорилось, сводится к тому, что «наука и искусство требуют культурных навыков, большого культурного стажа, длительной учебы, сноровки, что дается часто поколениями, вырабатывается не годами, – десятилетиями»[125]. С какой недальновидностью и категоричностью судит Воронский о народе, долгие годы еще не способном будто бы творить новое искусство: «Проповедь творить новое пролетарское искусство и культуру ведется в среде, которая не имела возможности овладеть прошлым наследством и иногда инстинктивно настроена против него. Такая проповедь несвоевременна и просто вредна». И уже совсем не узнаем мы Воронского, этого тонкого ценителя «подлинного художества», когда он обращается к такому абсурдному доказательству: «Подобно тому, как в гражданской войне рабочий пользовался пушками, пулеметами, танками, невзирая на то, что они есть продукты буржуазного общества, так должен писатель-коммунист пользоваться старым искусством для того, чтобы победить».
Существенная ошибка Воронского заключается в том, что он разрывал две стороны единого процесса рождения новой культуры.
Он не понимал, что в действительности в развитии искусства такого разрыва быть не может, что, овладевая традициями, советские писатели не ограничивались ими, а созидали новое искусство, клали первые кирпичи в фундамент социалистической литературы. И то, что он делал сам, организуя лучшие силы честных художников-попутчиков и воспитывая их в революционном духе, и то, что делали напостовцы, поддерживая массовое литературное движение, – все это, вместе взятое, явилось началом новой литературы, во многом идущей от литературы прошлого и одновременно не похожей на нее в самых существенных чертах, ибо, как говорит сам же Воронский, творцы ее – Вс. Иванов, Сейфуллина, Ник. Тихонов, Н. Асеев, А. Малышкин «выросли из революции, они дети революции, ее воспитанники», их «вещи останутся ценными художественными документами нашей эпохи»[126].
В отрицании пролетарской литературы Воронский пытается найти поддержку у В. И. Ленина. Он приводит выдержку из статьи «Лучше меньше, да лучше», где действительно содержится следующая мысль: «Но нам первое пятилетие порядочно-таки набило голову недоверием и скептицизмом. Мы невольно склонны проникаться этим качеством по отношению к тем, кто слишком много и слишком легко разглагольствует, например, о «пролетарской» культуре: нам бы для начала достаточно настоящей буржуазной культуры, нам бы для начала обойтись без особенно махровых типов культур добуржуазного порядка, т. е. культур чиновничьей, или крепостнической и т. п. В вопросах культуры торопливость и размашистость вреднее всего. Это многим из наших юных литераторов и коммунистов следовало бы намотать себе хорошенечко на ус»[127].
Та же мысль содержится в статье Ленина «Странички из дневника»: «В то время, как мы болтали о пролетарской культуре и о соотношении ее с буржуазной культурой, факты преподносят нам цифры, показывающие, что даже и с буржуазной культурой дела обстоят у нас очень слабо».
Эти мысли Владимира Ильича Воронский истолковал по-своему. Нет, он их не пытался сознательно извратить в угоду своей позиции. Он был убежден, что думает так же, как Ленин: «…нам бы для начала достаточно настоящей буржуазной культуры». Но когда Воронский попытался связать эти мысли Ленина со схемой Троцкого, по которой на весь переходный период от капитализма к социализму «запрещалась» пролетарская культура и литература, потому что, мол, в эти десятилетия пролетариату не до строительства своей культуры, так как он будет в беспрерывных боях с капитализмом, а при социализме же отпадет нужда в пролетарской культуре, – здесь сразу стало очевидным, насколько в работах у него оказалось извращенным учение Ленина о культуре.
Владимир Ильич каждый раз подчеркивал: «В вопросах культуры торопливость и размашистость вреднее всего». А торопливости, разглагольствования, болтовни, сплошного вздора было слишком много в те годы во всевозможных «прожектах» строительства пролетарской культуры. «Мастера по пролетарской культуре» хотели ее построить вмиг, сделать ее «выскочившей неизвестно откуда», в то время как миллионы людей нуждались в элементарной «буржуазной культуре» – в простой грамотности, и начинать строительство нового надо было именно с этого. Полное отрицание прошлого под предлогом его идеологической вредности для пролетариата возмущало Ленина своей «архиглупостью», все это за первое пятилетие Советской власти «порядочно-таки набило голову недоверием и скептицизмом». Вот почему Владимир Ильич противопоставил широкому заблуждению совершенно ясную мысль: «…нам бы для начала достаточно настоящей буржуазной культуры». Хочется с особой силой подчеркнуть слова «для начала». Воронский их понял слишком по-своему, слишком широко. Это «для начала» он распространил на весь период диктатуры пролетариата. Ленин абсолютно так не думал. Иначе невозможно понять основополагающие высказывания Ленина: «Не выдумка новой пролеткультуры, а развитие лучших образцов, традиций, результатов существующей культуры с точки зрения миросозерцания марксизма и условий жизни и борьбы пролетариата в эпоху его диктатуры».