В типичной для Гризли форме он отворачивается от меня и без ответа ставит кастрюлю на дровяную плиту.
Я узнала, что мужчина больше делает, чем болтает. Он берет другую кастрюлю, на этот раз гораздо больше, чем та, в которой готовится ужин, и наполовину наполняет её водой. Ставит ее на плиту, а затем достает с полки банку, наполненную белым веществом. Я полагаю, какой-то порошок.
Гризли садится за свой маленький столик перед ящиком с приманками и открывает крышку. Я жду, что мужчина вытащит что-нибудь и начнет работать, но он не двигается.
— Ты все это сделал?
— Нет.
— Какие из них сделал ты? — Я подхожу ближе к столу и смотрю, как его плечи сгибаются, точно так же, как тогда, когда я стояла рядом с ним раньше.
Когда Гризли не отвечает, я решаю устроиться поудобнее и подождать. Поворачиваюсь к нему, опираюсь бедром в стол в нескольких дюймах от его предплечья. Я не хочу намеренно раздвигать его границы, но если мы планируем жить гармонично вместе, как бы долго мы здесь, ни находились, тогда мы должны перестать ходить друг вокруг друга на цыпочках и создать что-то вроде дружбы.
Двигаюсь, чтобы взять одну из пушистых приманок, а затем вспоминаю, как он сердился, когда я прикасаюсь к его вещам. Я провожу пальцем по ней.
— Можно мне?
Гризли наклоняет голову, и мускул на его щеке дергается.
— Да.
— Ты это сделал… Ой! — Я бросаю штуковину обратно в коробку, и на моей коже появляется капля крови.
— Они кусаются.
Я чуть не падаю в шоке, когда поднимаю глаза и вижу, как уголок бородатого рта Гризли приподнимается в полуулыбке.
— Будь я проклята. У тебя действительно есть чувство юмора!
Мужчина опускает подбородок, и эта полуулыбка пробивается на другую сторону его рта.
Я хватаюсь за грудь, потому что контраст его напряженных глубоко посаженных глаз и полных улыбающихся губ — это такая красота, от которой у меня перехватывает дыхание.
Мужчина прочищает горло, и я задаюсь вопросом, сделал ли он это, чтобы его улыбка не превратилась в смех.
— Крюк.
— Да, я догадалась. — Я игриво толкаю его бедро ногой. — Умник.
Его тело застывает.
Задерживаю дыхание, и между нами тянутся напряженные секунды. Неужели мое прикосновение толкнуло его слишком далеко? Немного лицемерно, учитывая, что у него нет проблем с рукоприкладством со мной, когда ему это нужно.
— Это не я сделал.
Я делаю ровный вдох.
— Где ты научился их делать?
— Мой дед. — Он указывает на ту, из-за которой у меня пошла кровь. — Вот эта его.
Я снова поднимаю её, на этот раз избегая крючка, который прячется внутри.
— Из чего она сделана?
— Ты собираешься задавать мне вопросы всю ночь?
— Тебя это так сильно беспокоит?
— Да.
— Почему?
— Кроме того, что это раздражает?
Я закатываю глаза.
— Не понимаю, почему ты настаиваешь на бесполезной информации.
— Я просто пытаюсь завязать разговор.
— Мне не нужны разговоры.
— Похоже на то.
Гризли возится с крючком и плоскогубцами.
— Я, как правило, неосознанно задеваю чувства людей.
Я пожимаю плечами, кладу приманку обратно и поднимаю другую, чтобы осмотреть.
— Думаю, что это обратная сторона того, чтобы быть честным все время.
Гризли хмыкает.
— Если спросишь меня…
— Я этого не делал, — рычит он.
— Нет. Но если бы спросил. Я бы в любой день предпочла честные оскорбленные чувства лжи. — Продолжаю осматривать приманки, все разные текстуры, цвета и формы. Некоторые выглядят как жуки, в то время как другие как произведения искусства.
— Это правда?
Я поднимаю бровь.
— И кто теперь задает вопросы? — Я кладу приманку обратно и встречаюсь с его любопытным взглядом. — Да. Это правда.
— Хм… — Гризли вздергивает подбородок и возвращается к сооружению новой приманки, а я молча наблюдаю, предоставляя ему тишину и покой, которые мужчина предпочитает.
Крошечные веревочки и крючки, завернутые в мех и клей, кажутся карликами по сравнению с его большими руками, и все же он работает с такой тонкой точностью. Я помню, как грубо он обращался со мной, ухаживая за моими ранами. Никогда бы не подумала, что мужчина его роста и жестких манер способен на такое нежное внимание. И жестокую честность. Этот человек — загадка.
И у меня такое чувство, что я едва поцарапала поверхность.
ВОСЕМЬ
АЛЕКСАНДР
— Где ты был?
Одной ногой переступив порог хижины, я поворачиваюсь и смотрю на крошечную женщину, съежившуюся перед дровяной печью. Каждый раз, когда ухожу, она спрашивает, куда я иду. Каждый раз, когда возвращаюсь, спрашивает, где я был. Полагаю, что именно по этой причине некоторые мужчины избегают отношений.
Закрываю дверь и вешаю на крюк пальто и перчатки.
— Мне показалось, что тебя не было полдня, — говорит Джордан мне в спину.
Меня не было всего пару часов.
Я вышел, чтобы проверить водяной насос, а затем отправился к озеру, чтобы получше разглядеть небо и понять, скоро ли нам удастся передохнуть от снега. Насколько я мог видеть, были темные тучи. Потом поправил брезент на поленнице, расчистил от снега сарай и расчистил дорожку к хижине и обратно. Не считаю нужным делиться этой бессмысленной информацией.
— Эта глупая штука сломана.
Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как она бросает Кубик Рубика с колен. И тут я замечаю, что справа от нее лежит стопка книг и разложенные в пасьянсе игральные карты. Похоже женщина занимала себя с тех пор, как я ушел.
— Что? — рявкает она с сердитым блеском в глазах.
— Ты их все прочитала?
Джордан смотрит на книги, затем тяжело вздыхает.
— Нет. Прочла несколько страниц каждой из них. Мне больше нравятся фильмы. Я пыталась разложить пасьянс, но забыла, как именно это делать. И этот дурацкий Кубик Рубика сломан. Мне скучно, и мои волосы сводят меня с ума!
Неужели все женщины так перескакивают с темы на тему?
— Он не сломан. — Подхожу к брошенной игрушке. Кручу, поворачиваю и переворачиваю цветные квадратики назад, вперед и готово. — Вот так. — Я протягиваю ей собранный куб, все шесть цветов на соответствующей стороне.
Ее челюсть отвисает, и она забирает его у меня.
— Что не так с твоими волосами? — Каштановые локоны свисают на плечи и спускаются по спине. Последние несколько дней она носила одну из моих вязаных шапочек. Чтобы согреться, я полагаю.
Джордан осматривает Кубик Рубика.
— Как ты это сделал?
Пожимаю плечами, потому что, честно говоря, не знаю. Мне подарили игрушку на день рождения, когда я жил в детском доме, и после нескольких часов работы с ней решение стало легким. Я помню, как был разочарован тем, что никто другой не видел решение куба так, как я. Это было примерно в то время, когда я начал слышать такие слова, как «социальное расстройство», «задержка речи» и «высокий IQ».
— Ух ты, вау… — Она выдыхает воздух. — Я впечатлена.
Сжимаю челюсть. Ненавижу повторяться.
— Твои волосы?
Джордан теребит завиток на груди.
— Они грязные и голова чешется, и я не могу ее почесать. — Она пытается поднять больную руку над головой, шипит и стонет от боли. — Видишь?
— Отрежь их.
Ее серые глаза расширяются.
— Что? Нет! Мне потребовались годы и много процедур глубокого кондиционирования, чтобы отрастить их.
Я ворчу, не в силах сдержаться, и поворачиваюсь обратно на кухню.
— Могу я задать вопрос?
Я чуть не смеюсь. Как будто мой ответ имеет значение? Мы оба знаем, что она все равно спросит.
— Какой у нас план? — Ее быстрый вдох говорит мне, что она встает на ноги.
Мои мышцы напрягаются, когда я чувствую, как женщина приближается.