Неистовый Роланд. Песни XXVI–XLVI

26 У мирта иппогриф в глуши зеленой,
Привязан за узду стоял; но вот,
Чего-то испугавшись в роще темной,
Взбесился вдруг, и фыркает, и ржет,
Мирт топчет, рвет, крушит неугомонный,
Цветы и ветки пухом сеет в лет.
Но как ни бьется, сила не поможет,
От мирта оторваться он не может.

27 Как с ноздреватой серединой сук,
Коль на огонь одним концом поставить,
Лишь полымем проймет в нем спертый дух,
И разредиться жар его заставит;
Застонет он, как бы заропщет вслух,
И ворча путь себе на волю справит.
Так ворча мирт поруганный вопил,
И гневом, наконец, кору пробил,

28 Откуда вышел глас, печали полный,
И речью складной внятный глас звучал:
«Коль жалости не чужд ты сердобольной, —
А сердце доброе твой вид вещал, —
От мирта, с кем я связан здесь невольно,
Тварь отведи. Довольно я страдал,
Довольно собственной жестокой доли,
Без новой, без извне пришедшей боли».

29 Едва Рогер заслышал глас чужой,
Как поднял очи и вскочил мгновенно;
Когда услышал голос под корой,
Впал витязь в ужас необыкновенный,430
Дополнения
Отвел коня и с трепетной душой,
С стыдливой краской на лице, смиренно
«Прости меня, — вскричал, — ктоб ни был ты,
Дриада ли иль смертный дух, прости.

30 Не зная, что под миртовой корою
Душа живая узницей жила,
Небрежной потревожил я рукою
Убор и зелень твоего ствола.
Но гнев на милость положи со мною.
Кто ты, и как суровая могла
Кора скрыть душу существа живого?
Да сохранишься ты от жребья злого.

31 Когда б загладить рок счастливый дал
Проступок, плод случайности несчастной,
Клянусь я той, которой обещал
Служить всем сердцем, как царице властной,
Клянусь исполнить, что б мне ни задал.
Сам скажешь, что клялся я не напрасно!»
Рогер покончил с речью так своей,
А мирт весь вздрогнул с веток до корней.

32 И влага на коре его пробила.
Так свежий лес из рощи зеленой,
Когда огнем палящим охватило,
На нем сок частый выступит слезой.
И начал мирт: «Знать, время наступило
Мне сдаться на привет радушный твой,
Открыть, и кто я был порой былою,
И кем под мирта заточен корою.

33 Астольф я, Карла паладином слыл,
В турнирах, битвах славою покрытый.
Я брат Роланду и Ринальду был,
Все три одной семьи мы именитой,
Оттона старший сын. Мне рок судил
Британии державу знаменитой,
Красавец сам, пленял красавиц я,
Но горем стала красота моя…»