Из этих строк видны и внешние особенности поэмы Катенина: архаизованный язык, блестящий лаконизм (в отдельных местах он отлично передает и иронию), своеобразная рифмовка восьмистиший, напоминающая упрощенную октаву (правомерность такой строфы Катенин отстаивал в полемике с О. Сомовым еще в 1822 г.)[508] Несомненно, в замысел Катенина входила и полемика с «Русланом и Людмилой», где, по его словам, «русская старина обещана, но не представлена»[509]. Этой стариной он пытается наполнить свою сказку. Учитывая же, что Катенин видел в поэме Ариосто отзвуки из древних эпопей, можно предположить, что и сам он стремился отдать дань античным авторам, насколько позволяли ему размеры и сюжет поэмы. Отметим хотя бы сходство соблазнов, подстроенных Всеславу, с бесконечными соблазнами на пути Одиссея к его Пенелопе и даже превращение героя в дикую свинью. Известно, что Пушкин и Катенин не были литературными единомышленниками, но Пушкин всегда ценил в нем верность принципам и твердость, с которой он правил «против течения» литературной моды. Пушкин назвал «Милушу» лучшим произведением Катенина; хотя такая оценка могла объясняться тем обстоятельством, что в этот период поэты наиболее сблизились и Катенин послал Пушкину «только что вышедшую из печати сказку», желая знать его мнение[510].
Еще до написания «Милуши», в 1822 г. Катенин, воплощая свою теоретическую формулу «русской октавы», перевел из «Неистового Роланда» четыре строфы (октавы 42–43 из I песни и октавы 108–109 из XXIII песни), — стансы Медора и строфы о деве-розе. Однако опубликован его перевод был только в 1836 г[511].
Первый русский стихотворный перевод из Ариосто был напечатан в 1826 г. в «Северных цветах» — это был уже упомянутый фрагмент Батюшкова «Девица юная подобна розе нежной». В 1828 г. появился большой отрывок из I песни «Ангелика и Сакрипант» в переводе А. Норова[512], выполненный восьмистишиями четырехстопного ямба (как в переводе Пушкина) с перекрестной рифмой. (См. Дополнение). В 1830 г. «Литературная газета» поместила две строфы — те же стансы Медора, которые уже были переведены Катениным и Пушкиным (но в то время еще неопубликованные), в довольно хорошем переводе-пересказе И. И. Козлова. Поэт избрал четырехстопный ямб с вольной рифмовкой, и без соблюдения строфы оригинала (14 и 12 стихов вместо восьми):
А в 1831 г. в «Телескопе» был напечатан первый из большой серии переводов Раича из «Неистового Роланда»[514].
С. Е. Раич (1792–1855), влюбленный в итальянскую литературу, хотел «всю жизнь посвятить на ознакомление… соотечественников» с нею. Его грандиозные планы создания «Итальянской библиотеки»[515] на русском языке остались неосуществленными, но все же он успел сделать немало. Самыми значительными в его литературной деятельности, вероятно, следует считать переводы «Освобожденного Иерусалима» (1828) и «Неистового Роланда».
511