— А кто разожжет костер? — спросил молодой хриплым шепотом. — Кто осмелится подойти к столбу и встретиться с ней взглядом? Кто способен погубить такую гордую и нежную красавицу?
— А кто рискнет ослушаться Роберта? — спросил, в свою очередь, человек постарше печальным и усталым голосом. — Она предала его, парень. И всех нас тоже. Предала свой род!
— Только тех, кто отдал ее ему, когда это потребовалось им для достижения собственных целей! — напомнил молодой.
Ей захотелось посмотреть на своего защитника и поблагодарить за добрые слова. Но она не могла его видеть, как не могла ни оглянуться, ни повернуться.
А молодой-то воин правильно понял суть происходящего. Тот самый дядюшка, по чьему приказу ее ожидает смерть, сам уговорил ее выйти замуж за человека, сторону которого она теперь взяла, за что ее и заклеймили предательницей перед собравшимися здесь людьми.
Он рассчитывал, что Брет бросится на ее спасение — ее муж, некогда и сам называвший ее предательницей за то, что она сохраняла верность людям своего отца.
Нет, надо быть справедливой! Он ее понимал. Каковы бы ни были его намерения и приказы, он всегда понимал ее и относился к ней с сочувствием. Но именно за это сочувствие она ненавидела его больше всего. И как ни парадоксально, она отчетливо поняла это только сейчас. Ей мучительно захотелось увидеть его лицо, прикоснуться к нему хотя бы еще раз. Поговорить с ним, сказать ему…
Сказать, что любит его так же сильно и страстно, как некогда презирала, сказать, что хочет его и готова отдать все за те несколько минут, которые необходимы, чтобы шепнуть ему это.
Но она не получит даже двух минут.
Она видела развернутый строй неумолимых воинов, растянувшихся слева и справа от нее по снежному склону холма.
Как их много! И как неуместны они здесь в такой чудесный день — на мирной холмистой равнине, прекрасной в сверкающем белом зимнем одеянии, в окружении скалистых утесов, под бездонным синим небом.
А под ней — помост, крепко сколоченный из сырого дуба и прочно установленный на землю. И привязана она от колен до плеч толстой веревкой к столбу чуть выше грубого помоста.
Чтобы лучше разгорелся костер.
Только веревка ее сейчас и держит, ибо сил совсем не осталось. Но она не могла допустить, чтобы люди заметили страх в ее глазах, и молила Бога помочь ей сохранить достоинство, молчание, гнев и гордость до конца.
Ветерок трепал тунику на ней, дразня напоминанием о свободе. Свободно развевались и ее волосы. Когда ее схватили, она, пытаясь вырваться, потеряла вуаль, и теперь легкий ветерок играл длинными золотистыми прядями и обвивал ее тело — почти как веревкой.
Одежда на ней соответствовала статусу благородной дамы: туника из тончайшей белой ткани оторочена по подолу мехом, по вороту отделана богатой вышивкой из крошечных жемчужных зерен. Пояс из тонких золотых звеньев, мягко лежащий на бедрах, украшен драгоценными камнями — рубинами, сапфирами и изумрудами, такими же темно-зелеными и блестящими, какими были ее глаза сейчас, когда она старалась побороть закипавшие в них слезы. И все, что надето на ней, тоже поглотит огонь, ничто не будет выхвачено из него — люди Роберта не были мародерами.
О нет! Они были воинами, эти гордые, неукротимые, свободолюбивые шотландцы. Это были диковатые, суровые люди. В отличие от норманнов они не стригли коротко волосы и крайне редко гладко брили лица, отчего зачастую даже выглядели неряшливо. Почти никто здесь не носил кольчуги и лишь иногда надевал шлем на голову для защиты от мечей и боевых топоров норманнов. На многих были одежды из шкур или самые простые туники. На некоторых кожаные латы, в руках — деревянные щиты. Эти люди давно прикипели сердцем к своей суровой земле и так закалились в частых междоусобицах, что не боялись помериться силами с любым противником…
«Если бы много лет назад они находились в Гастингсе, — подумала вдруг Аллора, — ублюдку, возможно, не удалось бы тогда одержать победу…»
Нельзя сказать, что люди, последовавшие за ее мужем, были менее отважными, менее закаленными в битвах храбрецами. Многие из них могли похвастаться родословной, восходившей к Ролло Викингу, который изрядное количество лет назад захватил большую часть территории, получившей название Нормандия. Они пренебрегали опасностью, не ведали страха и подчинялись суровой дисциплине. И всегда были готовы ринуться в бой, будто и на самом деле являлись теми бесстрашными и неуязвимыми древнескандинавскими воинами, которые в незапамятные времена высадились на этом побережье.