Но поспать удалось не больше двух часов. Сработал сотовый телефон, который он забрал позавчера у торговца паленой горилкой на базаре и не «светил» им перед людьми. На вид этот торговец был пьянью подзаборной, но дело свое знал. А крохотная «симка» была зашита в обмундировании, в котором он бежал через блокпост. Хмель еще не выветрился, но не мешал думать и удивляться недальновидности подельников! Николай слетел с кровати, на которой вырубился, выскочил из дома и на цыпочках перебежал двор. На улице было тихо. Дул прохладный осенний ветерок. Округа спала, фонари не горели. Он припал к узкой щели между стыками профлиста, сердце его учащенно забилось. На противоположной стороне дороги, укрывшись от дома бабы Любы за развесистой яблоней, стояла машина с погашенными фарами. Старенькие «Жигули», судя по очертаниям. Приглушенно работал двигатель. Николай чертыхнулся – что они себе возомнили! Это же отъявленный риск! Но выбора не оставалось, не хватало, чтобы эти кретины принялись долбиться в ворота! Спокойно, уговаривал он себя, бесшумно открывая ворота, – главное, не забывать, что имеешь дело с идиотами. Машина тронулась с места, развернулась и въехала во двор. Николай высунулся за калитку, оглянулся по сторонам, закрыл ворота и кинулся к парням, вылезающим из машины. Их было двое, лица разъедал сумрак.
– Вы что, охренели? – зашипел он. – Чего вы на хату приперлись? Это же опасно, у меня два часа назад были «сепары»…
– Знаем, что были, расслабься, Колян, – проурчал невысокий и плотный Анатолий Моргун. – Шум у тебя в хате стоял, потом ты квасил с каким-то парнем. Ну, чего стоишь, пыхтишь, не рад друзьям? Тута мы, с тобой. Песчаный карьер – два человека, забыл?
– Давно тут вертимся, нет никого возле дома, – добавил худощавый Петро Драчевский. – Пора, Коля, пора. А то обрадовался, блаженствуешь тут без дела…
– Гы-гы, точно, – хохотнул Моргун. – Ура, у нас каникулы, в натуре… Хрен, работать надо.
– Все равно кретины, – огрызнулся Николай. – Еще и на угнанной тачке приперлись, совсем мозги не включаете.
– А что за «сепар» был? – поинтересовался Драчевский. – Ты, типа, с террористами квасить начинаешь, в доверие втираешься?
– Втираюсь, – процедил Николай. – Это опасный «сепар», начальник местного спецназа. Из «Олимпика» в прошлом месяце бежал.
– Да иди ты! – изумился Моргун. – Тот самый «сепар», про которого нам всю плешь проели? Который свалил, на фиг, из лагеря, прикончив кучу нашего народа? Прикольные у тебя знакомства, Колян, так держать!
– Ладно, хватит глумиться, – злобно буркнул Николай. – Оружие, взрывчатка – все с собой?
– Обижаешь, – ухмыльнулся Драчевский. – Конечно, с собой. С багажом, семьдесят верст по вражеским тылам, не жравши, не спавши. Накормишь, командир? А то желудки бурчат, кишка кишке, как говорится, дает по башке…
– Накормлю. Пусть лежит багаж, не трогайте. В гараже вытащим…
Пришлось второй раз за ночь проявлять активность. Избавляться от угнанной машины нужно быстро, но как от нее сейчас избавишься? Отогнать и бросить где-нибудь в лесу? Найдут. Далеко не отгонишь, и рано или поздно она привлечет внимание к твоей персоне. Ладно, принял опасное решение Николай. Будем надеяться, что старший лейтенант Илья Ткач – человек слова, и обысков и слежки больше не будет. Это и в его интересах, если хочет, чтобы Николай пошел служить в его долбаный спецназ! Он спустился в гараж под домом, вывел оттуда «Ниву», а на ее место загнал украденные «Жигули». Гараж был не просто так, а с небольшим секретом. Справа стояли две колонны, а за ними, словно холст в каморке папы Карло, висели стальные жалюзи, со стороны напоминающие стену. Спасибо бате, обо всем позаботился, старый хрыч! С помощью сослуживцев он вытащил из закутка старые баки, а потом втиснул туда угнанную тачку. Вошла она с натягом, при парковке порвалось заднее крыло, но это не имело значения. Несколько дней простоит, авось не заметят. После этого он заспешил обратно во двор, вернул в гараж свою «Ниву». Постоял в воротах, прислушался. В округе было тихо. До рассвета не такая уж бездна времени. Он вошел в гараж, закрыл за собой ворота и с облегчением вздохнул.
В гараже горел свет. Сослуживцы мялись у впрессованного «жигуленка» с минами бедных родственников. Моргун был крепок в кости, брит почти наголо. Драчевский напоминал пацана-переростка – но образ этот не вязался с его реальной сущностью.