— Она не годилась на роль матери, — сердито сказала Люси.
— Не годилась, — тяжело вздохнул Страйк. — Думаю, в этом ты права.
Люси несколько секунд смотрела на него в полном изумлении.
— Я так долго ждала, когда ты скажешь это. Так долго.
— Понимаю, что ждала, — ответил Страйк. — Послушай, я знаю, ты думаешь, что я считаю ее идеальной, но, черт возьми, конечно, я так не считаю. Неужели ты думаешь, что я смотрю на то, какая ты мать, вспоминаю, какой она была, и не вижу разницы?
— О, Стик, — со слезами на глазах выдохнула Люси.
— Она была такой, какой была, — повторил Страйк. — Я любил ее, я не могу утверждать, что это не так. И, возможно, она во многом была сущим кошмаром, но я также знаю, что она любила нас.
— Любила? — переспросила Люси, вытирая глаза бумажным полотенцем.
— Ты же знаешь, что любила, — сказал Страйк. — Она не защитила нас, потому что сама была настолько наивна, что была едва ли способна самостоятельно открыть входную дверь. Она пренебрегала нашей учебой, потому что сама ненавидела школу. Она втягивала ужасных мужчин в нашу жизнь, потому что всегда думала, что этот мужчина станет любовью всей ее жизни. Все это не было злонамеренным, это было просто ужасно легкомысленно.
— Легкомысленные люди причиняют много вреда, — сказала Люси, все еще вытирая слезы.
— Да, так и есть, — сказал Страйк. — И она его причиняла. В конце концов, в основном самой себе.
— Я не... я не хотела ее смерти, — всхлипывала Люси.
— Господи, Люси, я знаю, что ты не хотела!
— Я всегда думала, что однажды мы с ней во всем разберемся, а потом было слишком поздно, и она умерла.… и ты говоришь, что она любила нас, но...
— Ты же знаешь, что она любила, — повторил Страйк. — Ты знаешь, Люси. Помнишь ту почти сериальную историю, которую она обычно придумывала для нас? Как, черт возьми, она ее называла?
— Лунные лучи, — сказала Люси, все еще всхлипывая.
— Семья Лунных лучей, — сказал Страйк. — С мамочкой Лунным лучом и...
— ...Бомбо и Монго...
— Ее любовь была не похожа на ту, что свойственна большинству матерей, — сказал Страйк, — и вела себя она не как другие люди. Это не значит, что любви не было. И не значит, что она не была совершенно безответственной.
На пару минут снова воцарилась тишина, если не считать постепенно затихающего шмыганья Люси. Наконец, она вытерла лицо своими ладонями и подняла покрасневшие глаза.
— Если вы расследуете дело, связанной с этой так называемой церковью, то как она теперь называется?
— ВГЦ.
— Тогда убедись, что ты прищучишь эту сучку Мазу, — тихо сказала Люси. — Мне все равно, подвергалась ли она сама насилию. Прости, но мне все равно. Она позволяла им делать это с другими девочками. Она была как сутенерша.
Страйк подумывал объяснить ей, что его наняли не для того, чтобы прищучить Мазу, но вместо этого сказал:
— Если у меня будет такая возможность, я обязательно это сделаю.
— Спасибо, — пробормотала Люси, все еще вытирая опухшие глаза. — Тогда тебе стоит браться за эту работу.
— Послушай, я хотел тебе еще кое-что сказать, — сказал он, сам удивляясь, когда услышал собственные слова, как он, черт побери, на это решился. Этот порыв каким-то непонятным образом был вызван желанием быть таким же честным, как она, и перестать скрывать. — Я... м-м-м... я связался с Пруденс. Ты ее знаешь. Она одна из незаконнорожденных детей Рокби.
— Вот как? — спросила Люси, и, к его изумлению — а ведь он скрывал от нее то, что начал общаться с Пруденс, из страха, что она почувствует ревность или подумает, что ее пытаются заменить, — она улыбалась сквозь слезы. — Стик, это здорово!
— Неужели? — он был сбит с толку.
— Ну, конечно! — ответила она. — Давно вы общаетесь?
— Не знаю. Несколько месяцев. Она навестила меня в больнице, когда я... ну, ты знаешь...
Он указал большим пальцем на легкое, которое проткнул один загнанный в угол убийца.
— Какая она? — спросила Люси, которая казалась любопытной и заинтересованной, но ни в коей мере не обиженной.
— Она хорошая, — сказал Страйк. — Я имею в виду, она не похожа на...
— Тебе не обязательно это говорить, — сказала Люси с дрожащим смешком. — Я знаю, через что мы прошли вместе, я знаю, что никто другой никогда этого не поймет. Знаешь, Джоан всегда хотела, чтобы ты помирился с Рокби.
— Пруденс — это не Рокби, — заметил Страйк.
— Я знаю, — сказала Люси, — но все равно хорошо, что ты с ней общаешься. Джоан была бы счастлива.
— Я не думал, что ты это так воспримешь.
— Почему бы и нет? Я встречаюсь с другими детьми своего отца.
— Встречаешься?
— Конечно! Я не хотела рассказывать тебе об этом, потому что...