Что-то коснулось лодыжки Робин: серый кот только что вошел в комнату и уставился на нее своими ясными зелеными глазами. Когда Робин наклонилась, чтобы пощекотать его за ушами, Шейла вновь появилась, держа в руках звенящий старый металлический поднос, на котором стояли две кружки, кувшин и тарелка с пирожными Бейквелл марки «Мистер Киплинг»33, как поняла Робин.
— Позвольте мне, — сказала Робин, поскольку немного горячего чая уже пролилось на поднос. Шейла позволила Робин забрать поднос из ее рук и поставить на маленький журнальный столик. Шейла взяла свою кружку, поставила ее на подлокотник кресла в шотландскую клетку, села, положила свои крошечные ножки на табуретку и сказала, глядя на чайный поднос:
— Я забыла сахар. Я пойду...
Она снова начала с трудом выкарабкиваться из кресла.
— Все в порядке, мне не надо, — поспешно сказала Робин. — Если только вам?
Шейла покачала головой и расслабилась в кресле. Когда Робин села на диван, кот прыгнул рядом с ней и потерся о нее, мурлыкая.
— Он не мой, — сказала Шейла, наблюдая за ним. — Он живет по соседству, но ему здесь нравится.
— Ясно, — сказала Робин, улыбаясь, и провела рукой по выгнутой спине кота. — Как его зовут?
— Смоки34, — сказала Шейла, поднеся кружку ко рту. — Ему здесь нравится, — повторила она.
— Не возражаете, если я буду делать записи? — спросила Робин.
— Записывать? Да, пожалуйста, — сказала Шейла Кеннетт. Пока Робин доставала ручку, Шейла издала звук поцелуя в сторону кота Смоки, но он проигнорировал ее и продолжал тереться головой о Робин. — Неблагодарный, — заметила Шейла. — Вчера вечером я дала ему консервированного лосося.
Робин снова улыбнулась, прежде чем открыть блокнот.
— Итак, миссис Кеннетт…
— Можешь звать меня Шейла. Зачем ты сделала это со своими волосами?
— А, это... — застенчиво сказала Робин, поднеся руку к синим краям своей стрижки. — Я просто экспериментирую.
— Панк-рок, да? — спросила Шейла.
Решив не говорить Шейле, что та отстала от жизни примерно на сорок лет, Робин сказала:
— Что-то вроде этого.
— Ты красивая девушка. Тебе не нужны синие волосы.
— Я подумываю вернуться к натуральному, — ответила Робин. — Итак… когда вы с мужем переехали жить на ферму Чапмена?
— Тогда она еще не называлась фермой Чапмена, — начала старушка. — Это была ферма Форджмена. Мы с Брайаном были хиппи, — сказала Шейла, моргая на Робин сквозь толстые стекла очков. — Ты знаешь, кто такие хиппи?
— Да, — сказала Робин.
— Ну, именно такими мы с Брайаном были. Хиппи, — сказала Шейла. — Жизнь в коммуне. Хиппи, — повторила она, как будто ей нравилось звучание этого слова.
— Вы помните, когда..
— Мы пришли туда в шестьдесят девятом, — сказала Шейла. — Когда все только начиналось. Мы выращивали травку. Знаешь, что такое травка?
— Да, знаю, — сказала Робин.
— Раньше мы много курили, — сказала Шейла с еще одним легким смешком.
— Вы помните, кто еще был там, изначально?
— Да, я все это помню, — гордо сказала Шейла. — Раст Андерсен. Американец этот. Он был там. Жил в палатке в полях. Гарольд Коутс. Я все это помню. Иногда не могу вспомнить вчерашний день, но все это я помню. Коутс был противным человеком. Очень противным человеком.
— Почему вы так говорите?
— Дети, — сказала Шейла. — Разве ты не знаешь обо всем этом?
— Вы имеете в виду арест братьев Краузер?
— Ага. Неприятные люди. Ужасные люди. Они и их друзья.
Комнату наполнило мурлыканье кота, которого Робин гладила левой рукой, пока тот лежал на спине.
— Брайан и я не знали, чем они занимаются, — сказала Шейла. — Мы не знали, что происходит. Мы были заняты выращиванием и продажей овощей. У Брайана были свиньи.
— Правда?
— Он любил своих свиней и своих цыплят. Дети бегали повсюду… Я не могла иметь своих. Выкидыши. Всего у меня их было девять.
— Ой, мне очень жаль, — сказала Робин.
— Своих у нас никогда не было, — повторила Шейла. — Мы хотели детей, но не смогли. На ферме бегало множество детей, и я помню твоего друга. Большой парень. Больше, чем некоторые старшие мальчики.