— Культу?
— Ну, некоторые люди назвали бы это именно так, — помедлила Робин. — У них есть что-то вроде резиденции в сельской местности, я надеюсь, что меня завербуют, и я смогу проникнуть туда.
К удивлению обоих детективов, улыбка на лице Пруденс сменилась обеспокоенным выражением.
— Скажите мне, что это не ВГЦ, пожалуйста.
Вздрогнув, Робин взглянула на Страйка.
— Это очень быстрое умозаключение, — сказал он. — Почему ты думаешь, что это они?
— Потому что все началось в Норфолке.
— У тебя есть клиент, который был там? — спросил Страйк, внезапно догадавшись.
— Я не разбрасываюсь личными данными клиентов, Корморан, — сказала Пруденс насмешливо-строгим голосом, протягивая ему через кофейный столик бокал.
— Жаль, — беспечно бросил Страйк. — Нам бы найти бывших членов.
Пруденс пару секунд пристально смотрела на него, а затем сказала:
— Ну, поскольку я обязана сохранять конфиденциальность, я не могу…
— Да шучу я, — успокоил ее Страйк. — Я не выпытываю имя и адрес.
Пруденс с хмурым выражением лица сделала глоток вина.
Наконец она сказала:
— Я сомневаюсь, что вам легко удастся разговорить бывших членов. С такого рода принуждением связано много стыда, и зачастую имеется серьезная травма.
Увидев Корморана и Пруденс лицом к лицу, Робин впервые заметила сходство своего делового партнера с Джонни Рокби. У него и его сводной сестры были схожие четко очерченные челюсти и одинаково посаженные глаза. Она задавалась вопросом — у нее было три родных брата — каково это, впервые встретиться с кровным родственником, когда тебе за сорок. Но между братом и сестрой было нечто большее, чем едва заметное физическое сходство: они, казалось, пришли к негласному взаимопониманию.
— Хорошо, — сказала Пруденс в ответ на полушутливый вопрос Страйка, — я и правда лечу бывшего члена ВГЦ. На самом деле, когда он впервые рассказал о том, что с ним произошло, я подумала, что я не тот человек, который сможет помочь. Это отдельный вид работы, депрограммирование людей22. Некоторые из них начинают злоупотреблять тем, чего были лишены внутри культа — например, едой и алкоголем. Некоторые предаются рискованному поведению в качестве реакции на высокий контроль и отслеживание всех их действий в прошлом. Приспособиться к свободной жизни непросто, и когда их просят снова вспомнить о своих страданиях и поступках, которые их заставляли совершать, это может вызвать чрезвычайное беспокойство.
— К счастью, я знакома с одним американским психотерапевтом, который работал со многими жертвами культов, поэтому я связалась с ним. Он провел несколько онлайн-консультаций с клиентом, которые ему очень помогли, и теперь уже я занимаюсь его терапией с некоторой помощью со стороны американца. Вот откуда я знаю о ВГЦ.
— Как клиент выбрался? — спросил Страйк.
— А что? Вас для этого наняли — вызволить кого-нибудь?
Страйк кивнул.
— Тогда вам необходимо быть очень осторожными, — серьезно сказала Пруденс. — Если этот человек чем-то похож на моего клиента, то он будет в крайне нестабильном состоянии, и если вы будете действовать жестко, то принесете больше вреда, чем пользы. Вы должны понять: люди в культах перепрограммированы. Ожидать, что они просто вернутся в нормальное состояние, нереалистично.
— Как твоему клиенту это удалось?
— Он… ушел не по своей воле, — нерешительно ответила Пруденс.
— Ты имеешь в виду, что его исключили?
— Дело было не… у него начались проблемы со здоровьем, — сказала Пруденс, — но большего я сказать не могу. Достаточно сказать, что ВГЦ не позволяет своим членам уйти по собственной воле, пока они не перестанут приносить пользу. Ты должна быть очень осторожной, Робин. Ты когда-нибудь читала Роберта Джея Лифтона? Его труд «Преобразование мышления и психология тотализма»23? Или книгу «Борьба с контролем культа над разумом» Стивена Хассена24?
Робин покачала головой.
— Я одолжу тебе свои экземпляры. Отдам их тебе перед уходом. Способность распознавать их методы поможет тебе противостоять им.
— Робин умна, — сказал Страйк. — Она не купится на все это.
— Быть умным само по себе не достаточно для защиты, — возразила Пруденс. — Ограничение в еде, принудительное пение мантр, жесткий контроль над физическим окружением, копание в твоей душе в поисках мест, на которые стоит посильнее надавить, сильная любовь в одно мгновение и моментальное последующее унижение… мы все уязвимы, умны или нет…
— Ладно, — сказала Пруденс, вставая, — пойдем, примерим кое-какую одежду.
— Это так любезно с твоей стороны, Пруденс, — поблагодарила Робин, когда психотерапевт повела ее наверх.
— Это не совсем любезность, — сказала Пруденс, снова улыбаясь. — Мне до смерти хотелось познакомиться с тобой, учитывая, что ты явно самый важный человек в жизни Корма.
Эти слова вызвали у Робин ощущение удара электрическим током.
— Он… он тоже очень важен для меня.
Они миновали открытую дверь очень захламленной спальни, которая, как Робин сказала бы наверняка, принадлежала подростку. В этот момент из нее выскочила черноволосая девушка в мини-юбке, держа в одной руке кожаную куртку, а в другой — сумку.
— Ой, — сказала она, увидев Робин. — Классные волосы!
Не дожидаясь ответа, она проскочила мимо них и сбежала вниз. Пруденс крикнула ей вслед:
— Напиши мне, когда тебя нужно будет забрать!
— Напишу, — крикнула девочка, и они услышали ее оклик: «Пока-пока, новый дядюшка», прежде чем хлопнула входная дверь.
— Это была Сильви, — сказала Пруденс, ведя Робин в большую, роскошной простоты спальню, а затем в зеркальную гардеробную, оборудованную вешалками для одежды. — Корм сказал, что тебе понадобится два или три наряда?
— В идеале, — сказала Робин. — Я обещаю, что буду с ними очень аккуратна.
— О, не волнуйся об этом, у меня слишком много одежды… это моя слабость, — призналась Пруденс с виноватой улыбкой. — Сильви только-только подросла, чтобы брать у меня вещи, которые мне больше не подходят, так что я вроде как перестала отдавать все это на благотворительность. Какой у тебя размер обуви?
— Тридцать девятый, — сказала Робин, — но…
— Идеально. Как и у меня.
— …правда не обязательно…
— Если ты пытаешься выглядеть богатой, аксессуары имеют значение, — сказала Пруденс. — На самом деле очень интересно готовить кого-то к работе под прикрытием. Корм мало рассказывает о том, чем вы двое занимаетесь — в профессиональном плане, я имею в виду, — добавила она.
Она начала доставать повседневные платья и различные топы и передавать их Робин. На ярлыках были фирмы, которые детектив никогда не могла бы себе позволить: Валентино, Шанель, Ив Сен-Лоран.
— …и вот это тебе очень подошло бы, — сказала Пруденс пять минут спустя, добавляя платье от Клоэ к тяжелой ноше, которую уже держала Робин. — Итак, примерь все это и посмотри, что подойдет. Здесь ты будешь в полном уединении, Деклана не будет дома еще час.
Когда дверь спальни закрылась за Пруденс, Робин положила стопку одежды на двуспальную кровать, затем сняла свитер и джинсы, оглядывая комнату. От дубовых половиц и широкой кровати из красного дерева до гладкой современной люстры, длинных газовых занавесок и настенного телевизора с плоским экраном — все говорило о хорошем вкусе и достатке. Страйк мог бы жить так, подумала Робин, если бы проглотил свою гордость и гнев и начал пользоваться щедротами отца — хотя, конечно, она не могла быть уверена, что этот дом купил именно Джонни Рокби.