Понимание этих глобальных исторических трендов чрезвычайно важно, так как они рождены внутренними условиями, которые по-прежнему существуют и развиваются, что позволяет обоснованно ожидать их дальнейшего нарастания в последующие несколько десятилетий. Не предвидится ничего, что могло бы снизить их влияние. Даже те силы, которые были бы способны их замедлить, например уровень преступности, военные конфликты или наши собственные крайности, также начали подчиняться этим нарастающим трендам. В своей книге я остановлюсь на анализе двенадцати неизбежных технологических тенденций, которые будут формировать наше будущее в ближайшие три десятка лет.
«Неизбежные» – сильное слово. Для некоторых оно словно красная тряпка для быка, так как эти люди убеждены, что нет ничего неизбежного. Они утверждают, что человеческие сила воли и целеустремленность могут – и должны! – игнорировать, брать верх и контролировать любую технологическую тенденцию. С их точки зрения, признание «неизбежности» – это не что иное, как добровольный отказ от свободы воли. А когда концепция неизбежности упоминается в связке с современными технологиями, как у меня, возражения против предопределенности становятся еще более горячими. Вот одно из определений: неизбежность – это финальный результат в классическом мысленном эксперименте с позиции исторического экскурса. Если отмотать ленту истории развития человеческой цивилизации к самым ее истокам и пронаблюдать за повторным развитием цивилизации, то, согласно принципу неизбежности, сколько бы раз ни проводился этот эксперимент для выявления альтернативных вариантов истории, мы бы каждый раз приходили к тому, что в 2016 году подростки каждые пять минут будут публиковать сообщения в твиттере. И это не то, что я имею в виду.
Я вкладываю в термин «неизбежность» другой смысл. Всем технологиям присуща внутренняя обусловленность, которая предполагает их развитие в конкретном направлении, а не в каком-либо другом. При прочих равных условиях законы математики и физики, определяющие динамику развития технологий, склонны опираться на определенные механизмы поведения. Эти тенденции существуют в основном в формате совокупных сил, которые определяют общие контуры технологических форм, но не управляют отдельными единицами или частностями. Например, форма интернета – сеть, объединяющая другие сети по всему миру, – была неизбежной, но конкретный вид интернета, который мы выбрали, неизбежным назвать нельзя. Например, он мог бы быть коммерческой, засекреченной (а не общественной) или национальной (а не глобальной) системой. Развитие телефонии – передачи с помощью электричества голосовых сообщений на большие расстояния – было неизбежным, но появление iPhone – нет. Общая форма четырехколесного транспортного средства была неизбежной, но создание автомобиля-внедорожника – нет. Мгновенный обмен сообщениями был неизбежен, но выкладывание каждые пять минут сообщений в Twitter – нет.
Обмен сообщениями каждые пять минут не может быть неизбежным еще по одной причине. Мы меняемся настолько быстро, что наша способность изобретать новое превосходит нашу возможность адаптировать и использовать эти изобретения. Сегодня после появления новой технологии у нас уходит десять лет на достижение в обществе единого мнения по поводу того, что она означает, и формулировки определенных правил ее использования. Еще через пять лет все будут подкованы в правилах хорошего тона относительно выкладывания сообщений в Twitter, точно так же как мы нашли решение, что делать с мобильными телефонами, которые могут зазвонить в любое время и в любом месте (поставить аппарат на беззвучный режим). Таким же образом быстро сойдет на нет стремление немедленно ответить на полученное сообщение, и тогда мы поймем, что это не было ни неизбежно, ни существенно.
Тот тип неизбежности, о котором я говорю сейчас с позиции цифровых технологий, стал результатом инерции движения. Это инерция движения происходящего технологического сдвига. Мощные приливы, сформировавшие ландшафт цифровых технологий в прошедшие тридцать лет, будут набирать силу и в предстоящие три десятилетия. Это относится не только к Северной Америке, но и ко всему миру. На протяжении книги я привожу примеры, касающиеся США, но на каждую ситуацию я вполне мог бы привести соответствующий пример, который относился бы к Индии, Мали, Перу или Эстонии. Например, ведущими странами в отношении киберденег можно назвать Африку и Афганистан, где электронные деньги нередко представляют собой единственную действующую валюту. Китай значительно опережает всех остальных игроков рынка в области разработки мобильных приложений с возможностью совместного доступа. Однако в то время как культурологические особенности могут стимулировать какие-то явления или тормозить их развитие, внутренние основополагающие силы остаются едиными для всех.