— Пойдём в зал?
— Пойдём.
Вскоре начался фильм. Он не особо захватывал Леонида, зато вызывал восхищение у Лики. Леонид смотрел на девушку, и перед ним открывалась лучшая в мире кинокартина: оживлённые, переживающие, влажные, но не плачущие серые глаза («Уж я как-нибудь обойдусь без вас, раз дело касается серых глаз»), волны иссиня-коричневых в темноте волос и ладони на коленях (сумка на полу, букет слева от Лики). Колени обтянуты тонкими коричневыми колготками. Как это девочки в таких ходят? Скоро в них, наверно, станет нестерпимо жарко.
Как только Леонид подумал о сапожках, произошло что-то непонятное. Единожды в тот день в кинотеатре раздалось:
— Скоро будет очень жарко.
Кто, кто произнёс эту странную фразу? Леонид беспокойно огляделся. Не сидящий ли по левую руку мужчина в жёлтом костюме и жёлтой, старомодной шляпе? Да, точно он, потому что ему и сейчас наверняка жарко, а смешную для девяностых одежду он терпит ради этикета. Люминесцентная табличка служебного выхода — единственный, кроме широкого экрана, источник света — успокоила взор и разум и позволила соврать самому себе. Да, «Скоро будет очень жарко» произнёс именно «жёлтый» мужчина. На самом деле мужчина молчал, он с превеликим вниманием и уважением смотрел на артистов.
Фраза раздалась сама по себе, будто сотканная из Прометеевского воздуха или… произнесённая вовсе не человеком. Если бы Леонид вслушался в интонацию, он бы понял кое-что ещё: этот Прометеевский воздух, но верней всего этот не человек — не добрый… Совсем не добрый.
Леонид вжался в сидение, глубоко вздохнул и, отгоняя беспокойство, начал перебирать пальцами корзиночку. Он представлял, как старательно соединяла Лика каждый её элемент.
«Скажи, что у неё золотые руки. Скажи это! Скажи!» — сам себе твердил Леонид и дёргался в кресле.
«Скажи хотя бы, что очень красиво. Скажи шёпотом. Ты не нарушишь тишины в кино» — заставлял внутренний голос, и парень даже открывал рот, но все слова, как дурацкие, так и вроде бы уместные, застывали на языке, проглатывались и исчезали в трахее и лёгких.
— Тебе не нравится? — спросила Лика, наблюдая беспокойство спутника больше минуты.
— Нет… То есть да. Всё хорошо.
«Скажи, что очень красиво» — вновь заставил голос, который был сильнее и добрее голоса чего-то страшного.
— Очень красиво, — тихо выдавил Леонид.
— Что-что? — не расслышала Лика. Она склонилась над плечом Леонида, и парень приятно смутился её запахом. Это были не духи — это было что-то ему неизвестное, но, в отличие от всяких голосов, снов, видений, прекрасное. — Наверно, нам надо было на другой фильм пойти.
Леонид почувствовал себя виноватым. Сам же купил билеты, а теперь смотрел кино безо всякого интереса. Какая-то трусость заставила представить, как было бы смотреть тот же фильм с Панфиловым, но мысль эта сразу улетучилась.
— Да нет, мне нравится, — заверил Леонид и засмотрелся на экран.
— Мне показалось, что нет.
— Главное, чтобы тебе нравилось.
— Товарищи! — хриплым, не злым голосом, повернувшись к ребятам, теперь действительно заговорил мужчина в жёлтом костюме. Даже в темноте виднелись набухшие жилы на его висках; они не имели значения кроме секундного приятно-неловкого чувства, что человек перед тобой бывалый и мнение его, пусть он и ругается, ценно. — Не смотрите фильм — так другим не мешайте.
— Извините, — сказал Леонид.
До конца сеанса ребята просидели молча. Лика смотрела фильм, а Леонид пытался смотреть фильм, но больше смотрел на Лику.
После кино ребята пошли домой. Настроение у обоих было хорошим, неловкость парня прошла. Мушкой зудела мысль об уроках, но те вдруг стали не такими важными, как раньше. Казалось, что посчитать примеры по математике и почитать по русской литературе проще простого — можно хоть перед самым сном. И не страшно, если посчитаешь не так — главное не совершать ошибок в настоящей жизни, а какая разница, чему равен «икс»? И не страшно, если вызовут, какую бы оценку ни поставили; главное, что не двойку, но у Леонида и Лики сроду не было двоек. Лебедева не могла схлопотать «лебедя», это уж точно. А Перегудов… Было один раз, за поведение. Всему классу влетело тогда из-за орущего на весь этаж Славы Неженцева, даже тихая Ляля получила двойку и плакала, по-канцелярски говоря о принципе «Один за всех и все — за одного» («Ненавижу этот принцип! Несправедливо! Непедагогично!») Что было, то было… Интересно, как часто первая любовь припадает на подготовку к первым экзаменам, как происходит накладка двух самых важных этапов в жизни юного человека, и эти два этапа борются между собой, не желая уступать один другому; такое дело, что и там, и там хочется победы.