— Товарищ командующий, разрешите обратиться? — сказал шофер. — Как непонятно все ж таки устроен мир! Где холода, где жара, где воды — во, залейся, по горло, а где она на вес золота.
— Философ, — усмехнулся Плиев. — Господь бог так сотворил, точнее — натворил... А без шуток: я вот сейчас частенько вспоминаю родные края, Северный Кавказ. Горный воздух, цветущие сады, бурные потоки, водопады, бесчисленные родники... В тех родниках вода слаще меда!
— Меда в данный момент не хочется, — сказал шофер. — Хочется водички, аш-два-о...
— Будет. Только не тряси так, внутренности выворачиваешь.
— Такая дорожка, товарищ командующий, — философически ответил водитель.
Поздним вечером на привале Плиев встретил Цеденбала. Оба были пропыленные, усталые, осунувшиеся. На юге отдаленно погромыхивал бой, из-под полога палатки пробивалась свежесть. Плиев расстегнул ворот гимнастерки, глубоко вздохнул. Цеденбал сказал:
— Товарищ Плиев, я побывал в передовых монгольских частях. Высокий порыв! Стремятся не отстать от советских частей.
— Отставать нельзя, товарищ Цеденбал... Получен приказ командующего фронтом. Учитывая успех наступления конно-механизированной группы, маршал Малиновский требует еще больше увеличить темп.
— Выходит, сами напросились?
— Вообще весь Забайкальский фронт стремительно продвигается, я потом скажу об этом... Что касается нашей группы, то мы должны тринадцатого августа взять город Долоннор. Четырнадцатого — овладеть городом Чжанбей, затем — Калганским укрепрайоном. В последующем продвигаться на Жэхэ.
— При таких сроках темп продвижения придется увеличить!
— Думаю, нам по плечу... Подвижные механизированные группы уйдут вперед! А главные силы — за ними, во втором эшелоне... Надо упредить противника, раньше его выйти к горам, где местность удобна для обороны, и овладеть важнейшими пунктами Большого Хингана...
— Поэтому вперед и вперед?
— Именно... Теперь о действиях Забайкальского фронта... На всех операционных направлениях развиты исключительные темпы наступления. Под ударами фронта рушится тщательно подготовленная оборона. Японские армии — тридцатая, сорок четвертая полевые и четвертая отдельная, теряют связь и взаимодействие, в войсках противника нарастает паника. Успешно развертывается также наступление Первого и Второго Дальневосточных фронтов...
И подумал: «Что же пророчества генерала Никифорова? Похоже, правда за мной... Хотя не говори «гоп», пока не перепрыгнешь». И вспомнил еще один разговор с Никифоровым. Тот доложил, что штаб приступил к оформлению решения на предстоящую операцию, в общих чертах подрабатываются план и боевые распоряжения. «Из чего же вы исходили, разрабатывая проект решения командующего?» — спросил Плиев. «В основу его, как обычно, положено предварительное боевое распоряжение штаба фронта», — недоуменно ответил Никифоров. «А я считаю, главные усилия войск группы целесообразно перенести с калганского на долоннорское направление. Это, как вы понимаете, коренным образом меняет проект решения». «Но это противоречит боевому распоряжению штаба фронта!» «Противоречит. Поэтому нужно подготовить обоснованное предложение и сегодня же доложить маршалу Малиновскому. Вот смотрите...» — На оперативной карте Плиев показал, что и как, разъяснил мотивы, побудившие выдвинуть новые предложения, преимущества перенесения главных усилий на другое направление, приводил расчеты, обеспечивающие значительное повышение темпов наступления, но Никифоров с еще большим недоумением твердил: «Мы не можем этого. Не можем...»
А маршал Малиновский с изменениями согласился!
На солдатский манер — одну полу бурки под себя, другою укрылся — устроился Плиев в машине на ночлег. Тело ныло, голова мутная, нехорошая. Заснуть — взбодрился бы. Но сна-то и не было. Перед глазами вставало увиденное за день, донимала мысль: тринадцатого нужно взять Долоннор, отсюда до города триста километров, за сколько пройдем и каково будет сопротивление японо-маньчжурских войск? Умри, Исса Александрович, а тринадцатого Долоннор должен быть взят! И тогда тринадцатое число станет счастливым. С этой мыслью и заснул наконец.