О Забайкальском фронте тоже пишут. Например, я прочел, что в боях за Халун-Аршанский укрепрайон совершил подвиг комсомолец Шелоносов — бросился грудью на амбразуру дота. Мы этот укрепрайон обошли, но часть сил его блокировала, штурмовала город Солунь, и вот забайкалец Шелоносов повторил подвиг Александра Матросова. Да, многое из того, что было на Западе, повторяется на Востоке. А многое — в новинку...
Танк едва не зависал над пропастью — столь узкой была горная тропа. Десантники из предосторожности — не дай бог, танк скувырнется, загудишь вниз заодно с ним — поспрыгивали, двигались позади, вглядываясь в нависшие гранитные скалы. Машина повторяла извивы тропы, лязгая гусеницами и стреляя в лица выхлопными газами. Автоматчики временами отворачивались, но не отставали: надо быть вблизи машины, а ну как опять какой-нибудь фанатик с миной на спине выпрыгнет из волчьей ямы? Скалы отвесные, голые, скользкие, неплохо просматриваются, да мало ли что? Ведь не усмотрели же вчера, и смертник подорвал танк. Помним об этом и напряженно шарим глазами и биноклями по скалам. Ну и под ноги — уже без биноклей — не забываем посматривать: не споткнуться бы, не сверзиться бы.
Танк поддал, и мы пошли резвее, почти побежали. А он, скрежеща траками по камням, вилял, довольно резко забирая то вправо, то влево. За крутым поворотом плюхнулся в глубокую вымоину, заелозил. Приоткрылся люк, по пояс высунулся командир танка. И тут пуля щелкнула о люк, танкист погрозил кулаком, проворно юркнул, опустил крышку люка. Машина пошла было дальше, но в ротной цепи вдруг упал один боец, второй: откуда-то в нас стреляли, хотя выстрелов не было слышно. Кто из бойцов залег за камнями, кто за танком. Пули перестали свистеть. Однако стоило кому-либо встать — опять пуля. Что не слыхать звука — объяснимо: японская снайперская винтовка «Арисака» стреляет бесшумно.
Я оглядел в бинокль ближние высоты: груды камней, огромные валуны, вывороченные бурей дубы — везде могли прятаться снайперы. Танкисты тоже так считали, потому что пушки ударили по этим подозрительным местам, ударили и самоходки. Стреляли, конечно, наугад. Началось движение — опять засвистели пули. Значит, снайперов надо выкуривать пехоте. Чтоб наверняка. Комбат приказал сделать это моей роте.
— Слушаюсь, товарищ капитан!
— Как только поставим дымовую завесу, сближайся с гребнем! С него, по-видимому, и бьют.
— Вас понял, товарищ капитан!
— Ну, коль такой понятливый, удачи тебе!
— Спасибо...
— Спасибо скажу тебе, когда снимешь самураев...
Дымовые шашки подожгли так, что кисея дыма скрыла колонну, но гребень и подступы к нему были видны отлично. Мои солдаты по-пластунски поползли меж кустами и небольшими каменистыми обломками; если препятствием вставала едва ли не отвесная скала, один солдат подсаживал другого, тот кошкой извивался, цепляясь за выступы, залез — бросал вниз веревку, по ней уже забирались остальные. И так — скала за скалой. Альпинизм на Хингане!
По гребню садили наши пушки, пока мы не подобрались достаточно близко: свои же осколки могли поразить. Я дал сигнальную ракету. Снаряды перестали взрываться, но пыль и дым стояли плотные. Развернувшись в цепь, мы приступили к прочесыванию. Оступаюсь, больно стукаюсь коленками, в горле першит от гари. Дуб с расколотой верхушкой горит, похожий на крест ку-клукс-клана (видел когда-то на фотографии, изображавшей сборище ку-клукс-клановцев в белых балахонах). Этот маньчжурский дуб — как ориентир, по нему выдерживали направление на гребне. Снайперы затаились, не стреляют, чтоб не выдать себя. Да и видимость скверная. Врешь, найдем, выкурим!
Вообще-то, я всегда опасался снайперов. Особенно, пожалуй, в обороне. У немцев были так называемые ягдкоманды, то есть охотничьи команды, сформированные из наиболее метких стрелков. Многих они уложили в наших траншеях — там, где она не дорыта, или кто-то неосторожно высунулся, или был простреливаемый сверху участок. Выслеживали в первую очередь офицеров, хотя не брезговали и рядовыми. В наступлении тоже охотились преимущественно за офицерами и еще за артиллеристами, танковыми экипажами. Как сейчас японцы. Моего лучшего друга Витю Сырцова тоже срезал снайпер в наступлении, в атаке — в Смоленске в сорок третьем. Выстрел снайпера неожидан и коварен. Может пулю влепить тебе в лоб, может и в спину, промахивается снайпер редко...
Как обычно в атаке, сердце билось у глотки, пот заливал глаза, руки-ноги дрожали от напряжения и усталости. Все-таки взобрались на этакую верхотуру и топали по ней резво. И внезапная, посторонняя для сиюминутной ситуации мысль: «Взобрались-то взобрались, а как спускаться будем?» Ну, до спуска надо еще найти и обезвредить снайперов-смертников. Атака? Да что это за атака, ежели не видать противника? Ничего, увидим. И уничтожим.