— Неприкосновенный запас!
— Очень кстати...
— В такой день да не напиться...
— С одной бутылки?
— Вы правы... Но главное — начать. А там продолжим!
Хокуда неожиданно для себя хохотнул: продолжить бы неплохо. Хотя, признаться, не до смеха. Вот опрокинуть чашечку сакэ — иной разговор! Да, такой день, начало войны... Нужно думать об императоре, о своей священной миссии, о победе, а думаешь о сакэ. Как будто нет ничего более неотложного, чем напиться. А что, так оно, наверное, и есть. Все остальное будет потом. Что — все? Да буквально все...
В капонире, под брюхом самолета, Иосиока разложил газетку, достал из сумки фарфоровую бутылочку и две фарфоровые чашечки, и Хокуда понял: если через минуту не выпьет, внутренний жар сожжет. Какой же молодчина Иосиока, разливай же попроворней. Правда, рисовую водку полагается пить подогретой и маленькими глотками. Но мы не в ресторане, выпьем неподогретую и большими глотками!
Затяжной глоток — и обжигающей водкой словно плеснуло на тот, внутренний жар. Жаром загасило жар. Ровное тепло обволокло грудь. Тепло, дающее силу и бесстрашие. Наверное, то же испытывают летчики-смертники, выпивая ритуальную чашечку сакэ перед полетом, из которого не возвращаются. И Хокуда не день, не два готовился к последнему в жизни вылету, но судьба распорядилась по-своему, и он жив до сих пор. Хотя готов умереть, как и прежде. Знает: его час рано или поздно настанет, пусть он сейчас и не камикадзе, а летчик-истребитель. А был смертником, был! Повезло или не повезло? Он не уклонялся от смерти, просто так получилось. И теперь он может выпить и вторую чашечку, и третью...
Они сидели под ненадежной тенью самолета, Иосиока подливал в чашечки и говорил:
— Раньше война была далеко от Японии, а теперь приближается, как тайфун... Что будет? Сколько она продлится?
— Кто знает! — Хокуда отвечал вяло, неохотно. — Начали войну мы хорошо, не упустили выгодного момента и ударили по Америке. Вспомни: декабрь сорок первого. Пёрл-Харбор, подвиги наших славных камикадзе... А вот момент, когда можно было ударить по России, был упущен.
— Какой момент?
— Даже два. Немцы под Москвой, немцы под Сталинградом.
— Советы держали на Дальнем Востоке и в Забайкалье сильные войска...
— А мы не сильны?
— На Хасане и Халхин-Голе нам было нелегко...
— А когда война бывала легкой?
— Все-таки долго она тянется... Дома у меня уже дочери подросли, жена пишет: скоро невестами станут... Любую из трех выбирайте в жены, командир!
Но Хокуда не принял шутки, сказал угрюмо:
— До невест ли? А вот от борделя не отказался бы. При первой возможности улизну в город... Поедешь со мной?
Иосиока замялся:
— Что позволено поручику, того нельзя унтер-офицеру. В один бордель с вами?
— Пустяки! Я приглашаю! — И Хокуда широко, разрешающе повел рукой, в которой была фарфоровая чашечка, несколько капель пролилось на газету. Поручик с сожалением посмотрел на нее и хлебнул сакэ. Теплота в груди! А с механиком он пойдет в бордель, в японский, лучший, Хотя в городе есть и китайские, и корейские. Если водку пьют вместе, почему же не пойти к проституткам? Конечно, между ними разница в десять с лишним лет, у механика почти взрослые дочери, у механика седина на висках, лицо опутано морщинами, как паутиной, — мелкими у глаз, крупными у рта и на лбу. Да и семьянин он примерный, а у Хокуда семьи нет: женой не обзавелся, родители погибли при бомбежке Токио американскими «летающими крепостями». Эти налеты ночь за ночью сжигали столицу, ее дома и ее людей. Отец с матерью, младшие брат и сестра сгорели заживо. А любимой девушки не было, он со школьных лет пользовался продажной любовью — и этого было достаточно. Может быть, после войны он женится? Если останется жив. В чем, по чести говоря, не очень уверен. Есть предчувствие: погибнет. Но пока живой, надо жить: воевать, пить сакэ, посещать публичный дом.
— Знаете, командир, ходят слухи...
— Какие? — спросил Хокуда. — Насчет России?
— Насчет Америки...
— Ну, говори.
— Ходят слухи, что амеко сбросили на Хиросиму какую-то огненную бомбу. Необычайно мощную. Множество жертв среди жителей. Говорят, что в городе десятки тысяч погибли...
— Наверное, это преувеличения, — неуверенно сказал Хокуда.
— И я так считаю. Надо написать дяде, он живет в Хиросиме... Или жил...
— Расправой над мирными жителями амеко пытаются нас запугать, — сказал Хокуда. — Но Японию бомбежками не сломить! А исход войны решится на полях сражений. На фронте. Как, например, здесь, в Маньчжурии...
— Это так, — согласился Иосиока и поднял чашечку: — За нашу победу!