А в Прибалтике осенью того же сорок четвертого? В разгар боев ехал как-то Александр Михайлович с КП командующего Вторым Прибалтийским фронтом Еременко к командующему Первым Прибалтийским Баграмяну. Произошло дорожное ЧП, и какое! Из вечерних сумерек навстречу машине Василевского вымчал «виллис», за рулем сидел офицер. Шофер Василевского не успел ни отвернуть, ни остановиться, как «виллис» врезался в машину маршала. Все, включая и маршала, вылетели на дорогу. Александр Михайлович, оглушенный, с трудом встал, сильно болели голова и бок. Петляющей, неверной походкой подошел бледный, трясущийся старший лейтенант, протянул свой пистолет и срывающимся голосом проговорил: «Товарищ маршал, расстреляйте меня, я этого заслужил». Он был пьян или казался таковым от потрясения. Александр Михайлович приказал ему убрать оружие, отправиться в часть и доложить там о случившемся. Десять дней провалялся Василевский у себя в управлении группы. Пришлось-таки заступиться за виновника аварии, ибо его намеревались отдать под суд военного трибунала. Этот старший лейтенант — фамилия, к сожалению, забылась — был командиром фронтовой роты разведки, потом блестяще выполнил ответственное задание и, как доложили Александру Михайловичу, был удостоен звания Героя Советского Союза. Так что лучше человека не засуживать, а дать возможность выправиться, проявить себя в деле. Ну, а он, Александр Михайлович Василевский, слава богу, жив, хотя, когда примерно через месяц прибыл в Москву и пошел на рентген, врачи установили следы перелома двух ребер. Жив — и потому руководит войсками на Дальнем Востоке, ведет их к финалу советско-японской войны. Которая все-таки, сколь бы грандиозной ни была, не может заслонить Великой Отечественной.
Да-а, человека следует поддерживать, веруя, что он способен приподняться над самим собой. Частенько доводилось Александру Михайловичу выдвигать людей или защищать их от несправедливости. Но и наказывал, если считал нужным, не дрогнув.
Вот сегодня пришлось отстранить от должности одного прыткого интенданта: прислал в подарок мебельный гарнитур. Василевекий незамедлительно прореагировал на подношение: отстранил от должности и передал дело на парткомиссию, а гарнитур приказал оприходовать трофейному управлению. Аналогичное было и под Кенигсбергом: принесли хрусталь. Хрусталь был отправлен в трофейное управление, а те, кто спутал трофеи с личной собственностью, — строго наказаны. А как же иначе? Государственное имущество!
Сегодня же был и случай, вероятно позабавивший иных, а Василевского как-то кольнувший. На штабном совещании генерал инженерных войск развернул карту, чтобы докладывать Василевскому, и молчит, растерявшись. Пропал голос от волнения. Василевский сказал: «Сделаем, товарищи, перерыв». Все вышли на свежий воздух, закурили. Александр Михайлович подошел к генералу-инженеру, спросил, где тот служил прежде, — завязалась беседа. Потом зашли в штаб, и у приободрившегося инженера прорезался голос! После совещания он поделился с адъютантом Гриненко: «Тебе хорошо, ты постоянно общаешься с маршалом, а мне каково — впервые?»
Ну, а те, подхалимствующие интенданты, между прочим, к подношениям присовокупляли: «Для семьи, для Екатерины Васильевны». Стервецы, и как зовут супругу, пронюхали. Екатерина Васильевна таких даров не примет, не тот характер. Он-то знает, двенадцать лет вместе. Александр Михайлович достал из портфеля конверт, раскрыл письмо. От жены. Перечитал, спрятал. И вечным пером аккуратным, четким почерком неторопливо написал ответное. Это вошло в привычку: на каких бы фронтах ни находился, если удавалось, звонил домой по телефону, а чаще — обязательные, хотя и краткие, письмишки. Примерный муж и семьянин, он и в этой мелочи был неизменен.
Из конверта он извлек и несколько фотографий. Жена писала: «Перелистывала семейный альбом и нашла фото, где ты молодой. Мне кажется, за эти годы ты не изменился, все тот же...» Женщины, разумеется, любят преувеличивать. Изменился! Александр Михайлович вгляделся в фотографии: выпускник Костромской духовной семинарий — 1914 год, командир роты, поручик — 1917 год, командир стрелкового полка — 1928 год... Действительно молодой. А вот эту фотографию, свеженькую, ему вручил сегодня утром Кирилл Афанасьевич Мерецков: вместе снялись вчера в 5-й армии Крылова — Александр Михайлович в комбинезоне, одна рука засунута за пояс, как у Льва Толстого. Но он, упаси боже, не толстовец. Он просто мирный, невоинственный человек. Хотел выбрать наимирнейшую профессию — агронома или учителя, однако первая мировая война и Октябрьская революция сделали его профессиональным военным. И теперь бывший прапорщик царской армии — Маршал Советского Союза. А в поля и леса кинешмского детства нет-нет да потянет...