Ямада поерзал в кресле и будто увидел перед собой непреклонные лица советских парламентеров, их широченные плечи, обтянутые кителями и гимнастерками. Ведя переговоры, он словно надеялся на чудо, которое не могло произойти: капитуляция была неотвратимой. И сыграли здесь роль не столько рескрипт императора, тем более не атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, сколько ошеломляющий удар Красной Армии, приведший к разгрому Квантунской армии, — приходится это признать, как бы ни было больно. Ямада сморщил и без того сморщенный лоб и зримо представил себе: парламентеры повернулись к нему спиной, и он увидел их крутые, столь же непреклонные затылки, и это почему-то окончательно убедило в том, что чуда не будет, спасения ждать неоткуда, русские крепыши не выпустят его из своих рук — тоже достаточно, массивных, сильных и цепких...
Помешкав, вызвал адъютанта, а тот вызвал денщика, — он же парикмахер, повар и прочих дел мастер. Брадобрей священнодействовал, адъютант, преданно изогнувшись, давал указания, как лучше брить. Ямада разглядывал себя, намыленного, и себя, освеженного одеколоном и кремом, и думал, что после бритья он стал как будто еще старше, а уши торчали еще сиротливей и обреченней. Что ты заладил, как выживший из ума попугай, об ушах да об ушах, сказал он себе, что бы с тобой ни стало, ты остался крупной личностью, которую японская история не забудет. Как капитулировавшего перед русской армией? Нет, как одержавшего блестящие победы над китайской армией. Лишь бы его не судили советским трибуналом, а если будут судить — лишь бы оставили жизнь.
Он глянул на часы. До отъезда в штаб Кравченко оставалось полчаса. Ямада встал и, сопровождаемый, как собственной тенью, адъютантом, засеменил по коридорам и кабинетам, которым не было числа в здании Квантунского штаба, крупнейшем в городе. Встречавшиеся в протяженных, как чанчуньские проспекты, коридорах японские офицеры почтительно козыряли, советские — их было меньше — провожали взглядами, не выражавшими ничего, даже любопытства; в большинстве кабинетов уже хозяйничали русские, там, где были японцы, они вскакивали, становились навытяжку. Ямада хмуро кивал, шел дальше. Шел, испытывая чувства капитана, покидающего последним тонущий корабль. Горько поправил себя: корабль не идет ко дну, просто на нем меняют команду во главе с капитаном.
Прощание со зданием штаба — а это было, Ямада понимал, именно прощанием — необычайно утомило. И когда он опустился на кожаное сиденье автомобиля, то устало расслабился, откинулся на спинку, отдыхая, как после непосильного труда. В ветровое стекло увидел: разворачиваются два «виллиса» — будут сопровождать. Ямада усмехнулся: под присмотром. Позади него водрузился генерал-лейтенант Хата — ворочался, сопел, пружины скрипели.
Вот так же они скрипели в кресле, на котором восседал Хикосабуро Хата в тот жаркий июньский день сорок пятого, когда они принимали в штабе Квантунской армии генерала Йосидзиро Умэдзу. Это был не то что друг, но близкий приятель Ямада с давних лет. Йосидзиро Умэдзу был в японских вооруженных силах видной, влиятельной фигурой. Сорок лет назад он принимал участие в осаде русских войск в Порт-Артуре. Памятный, славный, победный девятьсот пятый! Но еще громче прославился Умэдзу на посту главнокомандующего Квантунской армией: разбил китайцев, покорил Северо-Восточный Китай, создал Маньчжоу-Го. В узких, но влиятельных кругах знали: генерал Умэдзу подготовил в Маньчжурии плацдарм для нападения на Советский Союз, разработал план «Особые маневры Квантунской армии», утвержденный императорской ставкой. Затем он пошел вверх: стал начальником генерального штаба Японии, и командовать Квантунской армией доверили Отодзо Ямада: как бы двигался по стопам Умэдзу.
Да, день был жаркий: июньское солнце ломилось сквозь жалюзи, нагнетало жару. Генералы потели, вытирались платками, пили прохладительные напитки, а потом перешли к сакэ, русской водке и виски: все равно томительно душно. Говорили о военно-политическом положении Японии. И довольно откровенно: Умэдзу и Ямада — приятели, а Хата был известен как человек прямой и неспособный доносить. Хотя кто знает в точности, кто доносит и кто не доносит?