— Лейтенант, принимаешь к себе?
— Товарищ гвардии старший лейтенант, мы батальонное начальство уважаем!
— Политсостав распределили по ротам: парторг и комсорг — во вторую и третью, ну а я к тебе, — словно оправдываясь, сказал Трушин.
— Федор, ты же знаешь: я и впрямь тебе всегда рад.
— Знаю, Петро. Буду с тобой при переходе границы. И в дальнейшем... Теперь тебе не страшно?
— С тобой-то? Да хоть на Токио пойду!
Этот неожиданно шутливый разговор немножко встряхнул меня. И если без шуток: с Трушиным я спокойней, уверенней, даже если и зубатимся, то есть грыземся, то есть ругаемся. Но не из одной же ругани состоит наше общение! Федя — мужик головастый, вояка смелый и стреляный-обстрелянный, в случае чего и подскажет дельное. А в иночасье и для души с ним можно покалякать.
Команда: «Стой!» Останавливаемся. Слышу два звука — стук сердца и зудение комаров, облепляющих похлестче испарины. Затем слышу звуки моторов — один приближается, угрожающе рыча, и мимо с включенными фарами — чтоб не раздавить кого — пролязгала тридцатьчетверка. У сопки — за ней Маньчжурия, за ней японцы — затормозила и выстрелила из пушки. Один танковый выстрел, послуживший сигналом. Степь взревела сотнями моторов, озарилась сотнями фар. Ослепительный огонь волнами заколыхался над степью. Я взглянул на часы, французские, знаменитые, коварные нравом: ровно час. Спросил у Трушина:
— На твоих сколь?
— Час.
Значит, не врут, головастиковские, французские, обманные!
Трушин сказал:
— Запомни это число, Петро: девятое августа.
— Запомню! Сегодня начали закапывать вторую мировую в землю. Чтоб не встала больше!
За сопками — взрывы. Похоже, разведгруппы и передовые отряды ударили по японским кордонам. Пора бы и нам! Гром и скрежет танков, гудение автомашин, стук конских копыт. Колонна за колонной проходят к границе. В лучах фар — поднятая колесами и гусеницами песчаная пыль. Окрест — словно в тумане. Настает и черед пехоты:
— Шагом — арш!
Озноб охватывает меня — волнуюсь, да и в степи свежо, — и, будто бы для того, чтобы согреться, кричу во всю мочь:
— Рота, за мной, шагом марш!
Орать, точно, надо в полные легкие: рев моторов слева и справа. Команду мою слышат лишь в первых рядах, но они трогаются, а за ними и остальные: тут не зевай, следи за передними, иначе оторвешься, отстанешь. Держа автоматы на изготовку, идем широким шагом. Словно не желаем отстать от танков. Куда там! Они прорычали, пролязгали, навоняли выхлопными газами и растворились в мороке, за сопками. И нам туда. В темени, на обратном скате сопки и в распадке, трещат пулеметные и автоматные очереди и тут же смолкают. Что там произошло? Нам ничего не командуют.
Вперед! Вперед! Быстрей, быстрей! Танков уже не слыхать. Нельзя отрываться от передовых отрядов. По бокам от моей роты идет вторая рота нашего батальона и рота другого полка, вклинивается и минометная рота. Так и перемешаться недолго. Вот эти сопки, где граница? Или это другие? Они здесь как близнецы, не отличишь.
13 Солдат границы
Алексей и Костя снаряжали диски к автоматам, и Алексей чувствовал, как у него подрагивают пальцы. Взглянул на Костю — и у того руки дрожали. Да и как же не волноваться, когда только что, на боевом расчете, им объявили: они входят в состав штурмовой группы! На боевом расчете не дашь воли чувствам, хотя все написано на лицах, зато после команды начальника заставы: «Разойдись!» — шумок поднялся немалый. А как тут промолчать, если одним посчастливилось, другие же баранку получили! Баранку, ноль, заработали те, кто останется на заставе, ребят можно пожалеть: не пофартило. Счастливчики будут штурмовать японский кордон, среди них он, Алексей Маслов, и его дружок Костя Рощупкин, ура! Расходясь с боевого расчета, счастливчики «ура», конечно, не кричали, но хлопали друг друга по плечу, поддавали кулаком в бок: «Новоюем!» А получившие баранку чертыхались или пасмурно роняли: «Чем мы хуже?» — но расчет произведен, кто куда обозначено. Все понимают это, однако шумок утих не сразу, хотя начальник заставы быстренько ушел в канцелярию, — возможно, чтобы не слышать обиженных.
Да, пограничник — что-нибудь значит! Чтоб потом можно было сказать: «Я тоже повоевал в Великую Отечественную». А то что же выходило? Иные отбухали на фронте четыре годочка, а пограничники Забайкалья и Дальнего Востока? Немногие из них уехали на Запад, когда в сорок втором формировались дивизии из пограничников. Понятно, на японской границе нас держали не зря, и все-таки точило: на фронт не пускают, так хоть когда-нибудь тут отыграться. Дождались...