Где родная дивизия, родной полк? Обгоним их либо по другому маршруту идем? Скорей последнее. Жаль, что не нагоним, теперь свидимся когда? Когда увижу комдива — нашего Батю, генерал-майора с Золотой Звездой Героя на кителе? Не часто лейтенанту доводилось видеть своего генерала, но все-таки такое случалось. Одно слово — Батя! Особенно это чувствую я, безотцовщина. И здесь — свой Батя, но к нему надо еще привыкнуть. Да к тому же не генерал, лишь полковник, иное качественное состояние. Ничего, привяжемся и к полковнику, танкисты ведь привязались.
Временами из приоткрытой башни высовывался лейтенант Макухин, посматривал назад и вперед, улыбался, кричал:
— Петя, живой?
— Живой, Витя! — отвечал я, безжалостно встряхиваемый на рытвинах.
Уточняя маршрут, колонну несколько раз останавливали, и в подобные — бесподобные! — минуты мы торопливо спрыгивали, разминались. Вот вам разница между сермяжной пехотой (она же царица полей) и теми аристократами, что на колесах. В пехотной жизни ждешь не дождешься привала, чтобы упасть наземь и не шевелиться. В аристократической наоборот: на привале хочешь двигаться, хочешь размяться. Это так, к слову...
Проехали километров сорок — пятьдесят. Уже не шли по следам танков 6-й армии, где-то свернули на собственный маршрут. Не исключено, между нами и противником нет наших частей. Хотя, разумеется, утверждать это трудно: по всем направлениям рвутся к Большому Хингану подвижные, или, как еще их называют, передовые, отряды.
— Товарищ лейтенант! — сказал Миша Драчев, — Оно, конешное дело, кататься на таночках — не сравнить с пешедралом. Одначе шишек и синяков наставишь — будь здрав!
— А меня укачивает, — сказал Шараф Рахматуллаев.
Я пригляделся: точно, узбек даже побледнел как-то.
— Держись, ребята! Это еще не самое страшное на войне, — сказал я и засомневался: хотел подбодрить, а вышло что-то не то.
— По ко́ням!
Залезали торопливо, как и слезали. Цепляясь кто за что — и друг за дружку. Лейтенант Макухин высовывался из башни, кричал, веселясь:
— Больше жизни, пехота! А то без вас умотаем! Петя, как, все залезли?
— Кажется, все.
— Ну, с богом! Тронулись!
Рокот двигателей. Лязг гусениц. Дрожащее марево. Клубы пыли. Пыль пропитала и людей, и машины. Высовывающийся из башни Макухин тоже стал серым, как и десантники. Броня нагревалась круче и круче, и Толя Кулагин прокричал Логачееву:
— Теперича, Логач, точняком ты в аду! И мы с тобой заодно жаримся на раскаленной сковородке!
— А? Что? — От шума двигателей закладывает уши, Логачеев заталкивает палец в ухо, прочищает.
— Говорю: как в аду, на раскаленной сковороде!
— Вскорости яичницу изжарим, Толяка!
Шутки шутками, а подпекает так, что вертишься. Вертеться же не навертишься, ибо можно загреметь с танка. Солнце нагревает и наши головы: гром погремел, тучи откочевали. В висках стучит. Испить бы водицы, но колодцев нет как нет, фляжки пустые. Терпи, казак, атаманом будешь, как говаривали на Дону.
Прикрыть глаза рискованно: устойчивость сразу хуже. Но я все же опускаю веки и представляю, как с нашей стороны и с японской к перевалам Большого Хингана устремляются массы войск. Японцам, как и нам, нужно преодолеть четыреста — пятьсот километров. Кто быстрей подойдет к перевалу? Давай, механик-водитель, жми шибче, по-казачьи — швыдче!
Лейтенант Макухин, ссылаясь на комбрига и штабных, намекнул: на Западе танки использовались по-иному. Я напрямик спросил, что конкретно он имеет в виду. Макухин ответил: не пехота, не артиллерия, а именно танки сейчас устремились вперед, обходя укрепленные районы, Расчет на внезапность: японцы, очевидно, не верят, что танки могут преодолеть Большой Хинган. Возможно, и так. Хотя со взводной макушки видно не лучше, чем с ротной. Правда, взвод этот — танковый. А нынче танкам первое слово. Основная сложность, по словам лейтенанта Макухина, явно заимствованным у начальства, в том, что коммуникации предельно растягиваются, танки отрываются от пехоты, от баз снабжения, в первую очередь — горючим, а без горючего танк что? Ничего. Но по словам того же Макухина, покамест автозаправщики справляются, не отстают, да и транспортная авиация подбрасывает бочки. Покамест... А спешить надо!