Взвизгнув от ярости, Франсуаза спускает курок второй раз. Пистолет даёт осечку.
— Закройте глаза! — кричит Аякс где-то на заднем плане.
Аддамс снова зажмуривается, уткнувшись в плечо Ксавье. Липкая жидкость с отчетливым металлическим запахом стекает ей на лицо, пачкает её бледные ладони и светло-каштановые пряди его волос, заливается за рукав тонкого черного свитера.
Крови слишком много.
Её не должно быть так много.
И Уэнсдэй вдруг становится до дрожи страшно. Она пытается успокоить себя, сосредоточившись на элементарных знаниях анатомии — на шее очень много сосудов, оттуда и кровь. Её расчёты не могут оказаться ошибочными. Просто не могут.
Холостой патрон не способен глубоко пробить кожу. Не способен добраться до сонной артерии или каких-то других жизненно важных сосудов.
Не способен убить.
Пожалуйста, пусть он будет не способен убить.
Но чувство иррационального, почти животного ужаса никак не отпускает. Последний раз Аддамс испытывала нечто подобное, когда, вернувшись в свою комнату после свидания с Тайлером, обнаружила Вещь пригвожденным к стене. И когда сидела на коленях перед столом в улье, пока дядя Фестер раз за разом пропускал электрические импульсы сквозь безжизненную ладонь её верного друга.
Но теперь в стократ хуже.
Ведь теперь надежды на помощь нет.
До её слуха доносится какая-то возня на заднем плане.
Истошный визг Энид.
Шелестящее шипение змей.
Глухой звук удара.
Снова срывающийся визг.
Но все это воспринимается совершенно побочно. Уэнсдэй упорно не может заставить себя сосредоточиться ни на чем другом — только на ощущении обжигающей липкости под её пальцами. Она надавливает сильнее, стараясь зажать рану. Машинально тормошит потяжелевшее тело, пытаясь привести Ксавье в чувство.
Но он абсолютно не реагирует.
И тотальное собственное бессилие оказывается мучительнее любой самой жуткой пытки.
Уэнсдэй вдруг чувствует, как в уголках глаз начинает подозрительно щипать.
Oh merda. Только не это.
Только не сейчас.
Наконец с губ Ксавье срывается рваный судорожный вздох. И следом — отрывистый стон сквозь стиснутые зубы. Напрочь игнорируя все инстинкты самосохранения, она резко распахивает угольные глаза. И упирается взглядом в его искаженное болью бледное лицо.
Явно совершив над собой титаническое усилие, Ксавье морщится и, приподнявшись на локте, тяжелым рывком откатывается в сторону. Очевидно, даже такое незначительное движение причиняет ему чудовищную боль — он инстинктивно хватается за шею, пытается зажать рану рукавом, но синяя ткань чудовищно быстро пропитывается кровью. Уэнсдэй чувствует, как все внутри неё холодеет от бесконтрольного страха. И от гнетущего чувства вины, ведь этот чертов патрон предназначался ей и только ей.
— Не двигайся. Старайся дышать медленнее, — шепотом произносит она, совсем не будучи уверенной, что Ксавье её понимает.
Раздается скрипящий лязг оков.
Аддамс инстинктивно поворачивает голову к источнику звука.
И тут же понимает, что они окончательно проиграли. Целая и невредимая Франсуаза Галпин застегивает наручники на запястьях Аякса, на голову которого наброшен плотный холщовый мешок. Судя по его безвольно висящим рукам, Петрополус без сознания.
Уэнсдэй почти неинтересно, как именно это произошло и каким образом этой безумной женщине удалось оглушить Аякса, несмотря на его способность обращать все в камень. В сущности, план изначально был обречен на провал. Аддамс не слишком верила в успех сомнительного предприятия, когда переступала порог злополучного ангара. Но она совсем не предполагала, что потянет за собой в пучину смерти стольких людей.
Все происходящее кажется кошмарным сном. Парадоксальным бредом воспаленного разума. С той лишь разницей, что проснуться не удастся, как ни старайся.
Мать Тайлера с выражением маниакального триумфа неспешно приближается к Ксавье и, дернув на себя особенно длинную уродливую цепь, поочередно застегивает наручники на его ослабевших руках. Он даже не пытается сопротивляться, балансируя на пугающе тонкой грани между неутешительной реальностью и блаженной потерей сознания. Уэнсдэй растерянно наблюдает, как капли крови одна за одной срываются с капюшона его худи, окрашивая бетонный пол в алый цвет. Шестеренки в голове окончательно перестают вращаться под гнетом нарастающего безнадежного страха. Теперь Аддамс точно знает, что расчеты подвели её — рана оказалась слишком серьезной.