И она наконец находит в себе силы сказать то, что должна.
— Прости меня, — шепчет Уэнсдэй одними губами, совсем не будучи уверенной, что он её слышит.
Вопреки ожиданиям, сказать такое до странности легко.
Но все остальное — неимоверно сложно.
У неё все ещё есть выбор.
А может, и нет.
Может, выбор — тоже иллюзия.
— У меня рейс вечером. Обратно в Италию. Ты… мы… — Аддамс никак не может подобрать слов. Она на минуту прикрывает глаза, а потом резко выдает на одном дыхании. — Ты мог бы поехать со мной.
— Что? Ты серьезно? — Ксавье нервно усмехается и качает головой. Расслабленные черта лица вдруг неуловимо искажаются, становясь жестче. Холоднее. Увереннее. Никогда прежде она не видела у него такого выражения. — Конечно, нет. Ты вообще осознаешь, что говоришь? Ты предлагаешь мне все бросить и, очертя голову, снова мчаться за тобой непонятно куда и непонятно зачем. Но мне уже не шестнадцать… И ты уже однажды бросила меня. Я не готов переживать это снова.
— Забудь, — она решительно подскакивает на ноги, расплескав остатки эспрессо, и уродливое коричневое пятно растекается по гладкой столешнице.
Она не должна быть здесь.
И не должна ничего чувствовать.
И он тоже.
— Мне пора, — Аддамс поспешно отворачивается и делает уверенный шаг в сторону двери.
— Уэнсдэй! — Ксавье хватает её за запястье. — Господи, да почему ты сразу же уходишь? Почему… почему ты все время решаешь за нас обоих?! Спроси хоть раз меня!
Она резко оборачивается, и их взгляды сталкиваются в извечной борьбе, в которой никогда не было победителя.
Тело пронзает знакомым электрическим импульсом, и перед глазами расцветают образы нового видения.
Мягкие снежные хлопья кружатся в воздухе, ложась на витиеватые перила на балконе её квартиры. Зимой в Милане почти всегда снежно и туманно — и в этом его особенная прелесть.
Позади раздаётся звук знакомых шагов — Ксавье всегда ходит чертовски громко, вечно нарушая столь важную для неё тишину — но она уже привыкла.
— Ты жутко непунктуален… Сколько можно опаздывать? — с легким недовольством ворчит Уэнсдэй и отворачивается от окна, скрестив руки на груди.
И вдруг осекается.
Он стоит на одном колене, протягивая бархатную коробочку с кольцом.
Внутренне она всегда ожидала чего-то подобного, помня о странном видении, настигшем в безумно неподходящий момент. Но все равно не была готова.
Тем более — так.
Бессмысленная дань банальнейшим традициям — ему всегда чудовищно важно, чтобы все было, как полагается.
— Я спросил благословения у твоего отца… — осторожно начинает Ксавье таким тоном, словно она до сих пор не поняла, к чему он ведет. — И он очень обрадовался. Уэнсдэй Аддамс, ты…
— Заткнись. Меня сейчас стошнит.
— Извини, — ему хватает ума выглядеть немного смущенным. — Ну так что? Да, нет, возможно?
Уэнсдэй тяжело вздыхает.
«Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше».
И молча протягивает левую руку с приподнятым безымянным пальцем.