— Ники, насколько мне известно, любил Родику.
— Это совсем другое дело! — оживилась почтенная представительница рода Удиштяну. — Разве его величество Кароль Второй не любил Зизи Ламбрино? Но он ведь не женился на ней. Вот и я сказала Ники: «Если тебе нравится бабенка, люби ее сколько хочешь. Верхние комнаты твои — можешь распоряжаться ими по своему усмотрению. Но это все!» И Ники меня послушался. Как я могла, уважаемый господин, женить своего Ники на девице, которая бродит неизвестно зачем по кладбищам?
— По кладбищам?
— Да, бродит… Может, ей нравятся мертвецы…
«Что-то тут не так, — помрачнел Корнелиу Кара, пытаясь отыскать точку опоры. — Что-то не в порядке со мной, со старухой или даже с делом «Фотопленка», которое мне доверили». И, как бы между прочим, он спросил:
— Вы противились их браку?
— Когда я увидела, что дело начинает принимать серьезный оборот, я пригласила эту девицу сюда, в столовую… Так я увидела ее в первый раз…
— Как? До тех пор…
Старуха не дала ему закончить:
— …В первый и в последний раз! «Барышня, — сказала я ей, — вижу, вы пытаетесь прибрать к рукам моего Ники. Так дело не пойдет. Я его вам не отдам! Запомните: мой мальчик никогда на вас не женится. По-хорошему собирайте вещички и сматывайтесь отсюда…»
— Вы поступили жестоко, — пробормотал Кара.
— Уважаемый господин, я поступаю так всякий раз, когда на карту ставится судьба и честь семьи Думитру Удиштяну.
Старуха некоторое время оставалась неподвижной, позволяя ему беспрепятственно рассматривать ее полное, испещренное морщинами лицо, вылезший вперед двойной подбородок, кружева вокруг короткой и толстой шеи.
«Что есть истина во всей этой чепухе? — спрашивал себя Корнелиу Кара, и непонятное бессилие овладевало им. — Ведь часть из того, что она говорила, должно быть правдой!»
— И она взяла свои вещички и ушла? — спросил писатель, с трудом узнавая свой голос.
— Не сразу, конечно, — усмехнулась старуха с хитрым выражением на лице. — Я еще сказала ей: «Неужели вы, барышня, воображаете, что я допущу, чтобы были напечатаны приглашения подобного содержания: «Семья Удиштяну и семья Устурой приглашают вас по случаю бракосочетания…»? Нет-нет, никогда!»
Кара серьезным тоном поправил:
— Трандафир, госпожа… Родика Трандафир…
— Если вы дали обмануть себя мошеннице, это не значит, что и я, Дженовева Удиштяну, позволю водить себя за нос.
«Логичный ответ, — отметил Кара, в очередной раз сбитый с толку. — Может, ее фамилия действительно не Трандафир…» Он продолжал расспрашивать:
— А как ваш сын встретил это известие?
— Какое известие?
— Что вы показали на дверь его любимой?
— Он почтительно поцеловал мне руку, — ответила женщина, как будто тронутая воспоминанием о той минуте.
— Он любил ее? — почему-то шепотом спросил писатель.
— После этого они встречались тайком, вне дома…
— Даже после того, как она вышла замуж?
— Да…
— Откуда вам это известно?
— От Ники. Он говорил, что не может жить без нее, что снова попросил у нее руки, но она ответила категорическим отказом. А я… Как бы это поточнее выразить? Я признательна ей за этот отказ.
Кара подскочил, словно ужаленный:
— Признательны?!
— Да, потому что после этого мой Ники согласился поехать в Швейцарию, чтобы взять там в банке сумму с нашего текущего счета и открыть при королевской семье крупный магазин «Думитру Удиштяну и сын. Поставщик королевского двора». Тем самым он исполнял мое последнее желание…
Кара начал нервно покусывать губу, потом спросил:
— Значит, если я правильно понял, ваш Ники окончательно уехал из страны?
— Вы меня правильно поняли… Вскоре и я последую за ним… — В водянистых глазах восьмидесятилетней старухи сверкнула дьявольская радость. Она ухватила трость, поднялась и церемонно проговорила: — Вы доставили мне большое удовольствие, господин. Благодарю за приятную беседу. — И она ушла в соседнюю комнату, закрыв за собой дверь.
В следующее мгновение открылась другая дверь и оттуда вышла старая женщина, по-видимому прислуга, которая встречала Кару в вестибюле. В ее обязанности входило, как прежде в богатых домах, проводить его до выхода. Каре не оставалось ничего другого, как удалиться. Он был немного ошеломлен этой странной беседой. Но в вестибюле Кару ожидал еще один сюрприз — провожавшая его старая женщина вдруг обратилась к нему смиренным голосом: