— Для того чтобы их увидеть, нужно быть моряком, как Мирча Василою — мой друг детства.
— Жизнь моряка тоже нелегка… Днем и ночью у тебя перед глазами одно и то же — волны, небо и снова волны… Да, эта профессия полна опасностей и лишений… Мне нравится, как он написал о том, что не поддается обманному сверканию портовых огней. Он разбирается в жизненных противоречиях. Как хорошо он тут вот написал… — Визиру берет со стола открытку и читает: — «Порт и город живут тяжелой, трудовой жизнью… Во всех портах нас больше всего поражают социальные контрасты», — по лицу Визиру блуждает улыбка. — Эх, я тоже хотел бы увидеть социальные контрасты Гамбурга! А знаете почему? Потому что это один из городов, в котором в гитлеровские времена шеф военной контрразведки Канарис — вы слышали, наверное, об адмирале Канарисе? — организовал крупный центр шпионажа… У меня тоже есть маленькие профессиональные пристрастия.
Диникэ не находит, что сказать, и повторяет:
— Вам надо было стать моряком, как Мирча.
— Морским волком! — весело смеется Визиру. Наверняка он воображает себя в этот момент в виде бравого капитана, со шкиперской бородкой, с трубкой в углу рта.
— Мирча, это… — Визиру как будто вдруг припоминает что-то. — Не тот ли это моряк, в которого Роксана когда-то была влюблена?.. Ну тот, про которого вы рассказывали?
— Да, это он… Он придумал для Роксаны прозвище — Бобо.
— И Роксане это нравилось? — разочарованно тянет Визиру. — У нее ведь такое красивое имя!
— Это ее забавляло, — грустно объясняет Диникэ.
Лучиан Визиру открывает папку с делом, достает протокол, подписанный накануне Матеем Диникэ, и быстро просматривает его, как бы в поисках нужной ему фразы. Взгляд его, полный сочувствия, вновь устремляется на собеседника.
— Я еще немного вас задержу, товарищ Диникэ, вы уж извините, вам и так тяжело… Но нам нужно закрыть дело. Поэтому придется вернуться к нашим, как говорится, баранам. Я бы хотел попросить вас кое-что прояснить или дополнить, даже сам не знаю, как точнее выразиться…
— Прошу вас, я в вашем распоряжении, — великодушно предлагает свои услуги брат несчастной Роксаны все с той же глубокой грустью и горечью.
— Вы заявили, что по дороге в гарнизон остановились возле телефонной станции и оттуда позвонили сестре. Правильно?
— Да, верно…
— Далее, мы тут вот записали, что вы поехали дальше.
— Да, да, — поспешно соглашается Диникэ.
— Вы еще где-нибудь останавливались?
Внимание! Майор Визиру незаметно пустил в работу мою информацию из записки, которую я ему утром представил.
— Да, я заехал перекусить в ресторан «Дунайские волны».
Верно. Он действительно вошел в ресторан, заказал яичницу, биточки и бутылку минеральной воды.
— Я вам не сказал об этом маленьком привале, чтобы не загромождать свои показания ненужными деталями… Например, я не сообщал, что, пока я сидел за столиком в ресторане, зазвонил установленный в холле ресторана телефон и, к моему крайнему удивлению, ко мне подошел официант и спросил, не я ли Матей Диникэ, если да — то меня просит к телефону сестра. Он заметил мое удивление и объяснил, что это аппарат для летчиков. То же самое мне чуть позже сказала и Роксана.
Ну что ж. Полное совпадение с показаниями официанта.
— А что побудило Роксану звонить вам по этому телефону?
— Когда я ей звонил с почты, то сказал, что зайду перекусить в ресторан, потому что умираю от голода. Она знала, откуда я говорю, но не предупредила, что между «Дунайскими волнами» и военным городком существует такая связь. Я был весьма удивлен, когда официант пригласил меня. Зачем мне звонила Роксана? Чтобы сообщить, что она подойдет к мосту, потому что к ней пришла соседка, и что от Михая нет никаких вестей. Как видите, ничего особенного, и потому я не упомянул о них в моем вчерашнем заявлении. То, что общественный телефон в «Дунайских волнах» называют телефоном для летчиков, может подтвердить, по-видимому, товарищ майор Атанасиу.
Визиру едва заметно кивает мне, давая понять, что я могу ответить.
— Да, это так.
Больше я ничего не говорю и сижу уверенный, что Визиру полностью использовал мою записку, больше из нее ничего не выжмешь. Он, однако, делает еще один вираж, совсем сбивая меня с толку:
— Благодарю вас, товарищ Диникэ. Ваши объяснения мы внесем в протокол. У нас есть еще одна неясность, и прежде, чем мы расстанемся, я попрошу вас ее пояснить.
И Диникэ еще раз подтверждает свое бесконечное терпение и искреннее желание помочь следствию: