Время от времени Гаврил Андроник посматривал на часы со светящимся циферблатом и с горечью отмечал, что время течет медленно, мучительно медленно. Он надеялся, что Родика появится с минуты на минуту. Света он намеренно не зажигал и ждал в темноте. Все с большим раздражением он думал о моменте, когда Родика войдет в квартиру, зажжет свет и вдруг увидит его сидящим в кресле. Постепенно в нем начинала закипать злость. Ох, как ему хотелось услышать ее испуганный вскрик: «Андро, ты? Боже, когда же ты пришел? Давно меня ждешь?» Он представил, как медленно, словно грозное видение, поднимется с кресла, повернется и подойдет к ней, бледной, дрожащей, виноватой. И объяснения станут ненужными. Их отношения, построенные на иллюзиях и обмане, рухнут, и супружеский период в его жизни закончится.
Он подумал, что воображаемое неизбежное крушение успокоило его, и им овладело равнодушие. Он знал: занавес упадет, но его это уже не трогало. Устав от долгого сидения в кресле, он поднялся и стал прохаживаться по комнате размеренными тяжелыми шагами. Вдруг тишину нарушил раздражающе громкий звонок. Гаврил Андроник бросился к телефону.
— Товарищ Андроник? — спросил мужской голос.
Фоторепортер сразу узнал его — это был сосед, живший этажом ниже, как раз под их квартирой.
— Я, товарищ Мэзэреску.
Сосед выразил радость по поводу его возвращения из госпиталя и, извинившись, попросил не ходить по квартире в столь поздний час.
— Знаете, какая слышимость в новых домах, — пытался обосновать свою просьбу сосед доброжелательным голосом. — Спокойной ночи!
Андроник положил трубку на рычаг. Некоторое время в ушах у него звучал голос соседа: «Спокойной ночи!» Он послушно уселся в кресло. Теперь он смотрел не на часы — это не имело смысла, а на развевающиеся от ветра занавески, напоминавшие огромный платок, которым машут при расставании. Веки у него начали тяжелеть, он уже готов был задремать и, возможно, задремал бы, если бы не уловил скрип поворачиваемого в двери ключа. «Она!» — мысленно воскликнул Гаврил и бросил взгляд на светящийся циферблат часов — половина третьего ночи! Он замер в кресле.
Послышался щелчок выключателя, а затем одновременно с разливающимся потоком света раздался ее приглушенный, окрашенный страхом и безнадежностью вскрик:
— Ты, Андро?
Гаврил Андроник медленно, с угрожающим видом и исказившимся лицом, поднялся из кресла.
— Как видишь, — произнес он, и у него появилось ощущение, будто кто-то другой, а не он обронил эти слова.
Повисла тяжелая, неловкая тишина. Она усугублялась тем, что ни он, ни она не двинулись с места. Родика стояла опустив голову, рассматривая свои белые босоножки.
— Ты давно здесь? — наконец пробормотала она, по-прежнему на него не глядя.
— С половины седьмого, — коротко бросил он, и снова у него возникло ощущение, что говорит кто-то другой, более волевой и злой, взявший на себя труд выразить его мысли и чувства.
— О боже! — воскликнула она в ужасе.
— Где ты была до сих пор? — подал голос тот, другой.
— О боже!
— Оставь бога в покое!
Родика подняла голову, тряхнула волосами и с упреком, прозвучавшим далеко не убедительно, произнесла:
— Ты же говорил со мной по телефону… Почему не предупредил, что придешь домой?
— Посмотри мне в глаза! — приказал он.
Родика подчинилась. Ее белые, красивого рисунка руки мягко лежали вдоль стройного тела. Сумочка едва удерживалась на плече. Та обреченность, которую Андроник отчетливо различал на ее побледневшем в этот момент лице, делала ее необыкновенно красивой. Если бы это было возможно, он бы ее непременно сфотографировал сейчас.
— Господи, что ты наделал! — в отчаянии простонала Родика.
Удивленный, но и возмущенный ее словами Андроник взорвался:
— Что ты сказала? Что я наделал? И тебе не стыдно?
Оставаясь возле двери, она вскинула руку, в которой держала сумочку, будто пытаясь его остановить, и шепотом, сохраняя самообладание, проговорила:
— Прошу тебя, Андро, поступай, как считаешь нужным. Если хочешь, побей меня, выгони из дому, но только не кричи. Это наше личное дело, и я не хочу, чтобы слышали соседи.
— Наше личное дело? Чтобы не слышали соседи?!
Слова кипели у него в горле. Интуитивно он почувствовал, что становится смешон, и, не говоря ни слова, направился к двери. Не успел он открыть ее, как услышал прерывающийся от страха и унижения голос Родики:
— Куда ты уходишь? Постой же! Выслушай меня! Ты должен…