Я могла бы помочь ему.
Мне следовало стараться больше.
Должна был сделать что-то.
Горячие слезы наворачиваются на глаза.
— Сейчас вернусь.
Я проталкиваюсь мимо Дианны.
— Беги, а потом приступим к рассадке гостей.
Не успеваю пробыть в коридоре и двух секунд, как позади меня раздается стук ботинок по полу.
Черт возьми, не сейчас.
— Ты даже в ванную следуешь за мной, Здоровяк?
— Это зависит от обстоятельств. — Он разворачивает меня так, что я прижимаюсь спиной к стене, сердито глядя на меня сквозь свои дурацкие солнцезащитные очки.
— Каких?
— Если ты расскажешь, что не так.
Почему, черт возьми, его это волнует?
Мои слезящиеся глаза закатываются.
— Я в порядке. Просто мне правда нужно пописать.
— Тебя рвет каждый раз, когда тебе нужно пописать?
Приподнимаю плечо и смотрю в конец длинного коридора, отказываясь сдаваться.
— Врачи не смогли этого объяснить. Ты в курсе, что один из 2000 человек плачет каждый раз, когда у него возникает позыв к мочеиспусканию?
— Эва. — Его голос низкий и на удивление нежный. — Что случилось?
Никто никогда не спрашивает меня, что случилось. Они либо слишком погружены в себя, чтобы замечать, либо слишком чопорны, чтобы говорить о настоящем дерьме. Видят, что кто-то расстроен, и игнорируют это, притворяясь, что все в порядке. Это сводит с ума. Это все равно что оказаться в ловушке в гребаном Плезантвилле (прим. пер.: фильм 1998 года с Риз Уизерспун и Тоби Магуайр в главной роли)
Но этот парень, совершенно незнакомый, спрашивает меня, что случилось.
И будь я проклята, если не хочу ему рассказать.
Одинокая слезинка скатывается по моей щеке. Грэм протягивает руку и смахивает ее большим пальцем. Его обжигающее прикосновение задерживается, скользя вдоль линии моего подбородка, пока не достигает дрожащего подбородка.
Провожу руками по его груди, желая оттолкнуть, убежать, но вместо этого притягиваю ближе и зарываюсь лицом в рубашку. Руки парня обхватывают меня и в его объятиях я еще меньше.
Он утешает меня.
Может быть, дело в том, что Грэм совсем не похож на людей из моего круга. Возможно, дело в том, что он должен быть моим личным защитником. Или, может, я просто умираю от желания найти кого-то, кто по-настоящему поймет меня.
Разве не все мы такие?
Тихие рыдания сотрясают меня, освобождение, в котором я и не подозревала, что нуждаюсь. Запихнув боль от потери Эрика так глубоко, что она не может вырваться наружу. Чертовски уверена, что никогда и никому не позволю видеть мои слезы. Но по мере приближения годовщины его смерти контролировать это становится все труднее. Мои эмоции берут надо мной верх, как бы сильно я с этим ни боролась.
Теряю счет тому, как долго мы здесь стоим, но он крепко держит меня, не разжимая объятий. Я не могу не наслаждаться тем, насколько это невероятно. Быть под защитой. Чувствовать себя в безопасности в чьих-то объятиях. Чувствовать, что мне позволено плакать столько, сколько мне нужно, без разочарования от того, что другой человек отстраняется первым.
Потому что иногда нам нужно, чтобы нас держали чуть дольше, чем мы это демонстрируем.
Вот почему я должна вырваться из его объятий. Это нужно прекратить. Не могу открыться ему. Даже не знаю этого парня. Вытираю глаза тыльной стороной ладони, пока он молча наблюдает за мной, ожидая, когда объясню, что происходит.
Но я не могу.
Не буду.
Поэтому проскальзываю в уборную и запираю за собой дверь.
Остаток дня я провожу, сосредоточившись на благотворительном мероприятии.
В перерывах между краткими взглядами на моего телохранителя в другом конце комнаты.
И я не единственная, кто делает также. Каждая женщина, проходящая мимо него, бесстыдно оглядывает его с ног до головы, как будто он выставлен в музее. Несколько отчаянных кугуаров даже набираются смелости попытаться заговорить с ним. Парень хорошо относится к этому, уважительно, но уделяет им не так уж много внимания. И ни разу не улыбается. Он очень серьезно относится к своей работе.
Ко мне. Я — его работа.
Кое-что, о чем должна постоянно напоминать себе. Грэм околачивается рядом со мной не потому, что этого хочется.
Тогда почему ему, казалось, было не все равно, почему была расстроена раньше? Папа не платит за услуги психотерапевта. Почему парню было не все равно, что я плачу?
— Все хорошо? — Дианна опускает голову, чтобы встретиться со мной взглядом. — Ты улетела куда-то на секунду.