Засовываю руки в карманы, не зная, что сказать.
— Боль заставляет нас взрослеть раньше, чем нам хотелось бы.
Его голова наклоняется, когда смотрит на меня снизу вверх.
— Ты говоришь так, словно знаешь, что такое боль.
Я киваю.
— Так и есть, сэр.
— Папа, — зовет Эва из конца коридора. — Разве тебе не нужно на самолет?
Он вздыхает.
— Скоро увидимся. Оставайся в безопасности.
Запираю за ним дверь и встречаюсь с Эвой в другом конце коридора.
— Похоже, у нас намечается пижамная вечеринка. — Она одаривает меня озорной ухмылкой, и я следую за ней, позволяя покачиваться ее заднице в этом кремовом платье впереди.
— Папа всегда дает сотрудникам отгул, пока его нет, так что здесь только ты и я. — Она рывком открывает дверцу холодильника и заглядывает внутрь. — Чего бы тебе хотелось?
Тебя.
Я хватаю ее за локоть и закрываю дверь.
— Почему бы тебе не пойти принять ванну, о которой ты так мечтала? Я приготовлю ужин.
Ее брови доходили до линии роста волос.
— Ты умеешь готовить?
— Умею делать два дела одновременно, Эва.
Она вытягивает шею, приподнимается на носочки и запечатлевает поцелуй на моей щеке. Ее губы задерживаются у моего уха, когда она понижает голос и говорит:
— Я умираю от желания, чтобы ты показал мне все, на что ты способен.
Затем она уходит, оставляя меня стоять посреди кухни с неистовым стояком.
Сильно качаю головой, надеясь, что образ Эвы, обнаженной в своей ванне, сотрется из сознания, как гравюра с наброском.
Нет времени, чтобы приготовить еду и порыться в кабинете Монтальбано. Зато есть полная свобода действий в этом доме на следующие пару дней, но сегодня о работе не может быть и речи.
Сегодня вечером я с удовольствием проведу время с Эвой.
ЭВА
Я СТОНУ, ХВАТАЯСЬ ЗА ЖИВОТ.
— Это было так чертовски вкусно.
Грэм хихикает и встает, ставя мою тарелку поверх своей.
— Рад, что тебе понравилось.
Следую за ним к раковине и толкаю его бедром.
— Ты готовил. Я убираю.
— Ты работала весь день. Иди отдохни.
Моя рука взлетает к бедру.
— Ты тоже. И даже сейчас.
— Наблюдение за тобой вряд ли можно назвать работой. Твой отец, по сути, платит мне за то, чтобы я целыми днями пялился на твою задницу. Не уверен, что он держал бы меня здесь, если бы узнал, чем я на самом деле занимаюсь.
Смеюсь, но мои щеки горят при мысли о том, что он так на меня смотрит.
— Отлично. Завтра вечером моя очередь позаботиться о тебе.
— Договорились.
Запрыгиваю на столешницу рядом с раковиной.
— Где ты научился так готовить?
— Когда моя мама болела, я хотел облегчить ей жизнь, насколько это было возможно. Купил множество кулинарных книг и перепробовал разные рецепты.
Мое сердце сжимается.
— Ей повезло с тобой.
Его челюсть сжимается, а брови сходятся вместе. Я наблюдаю за ним, пока он моет посуду, гадая, какие мрачные мысли крутятся у него в голове.
Есть так много вопросов, слишком многого о нем не знаю. Хочу узнать больше. Я хочу узнать его. Хочу, чтобы Грэм отдал мне все, что у него есть, потому что почти уверена, что отдала бы ему все до последней частички себя, если бы он попросил меня об этом.
Грэм закрывает кран и вытирает руки кухонным полотенцем.
— Чем теперь займемся? Не хочешь показать мне мою комнату?
Соскальзываю со стойки и скрываю свою злую ухмылку. Его комната. Как будто сегодня он будет спать где угодно, только не в моей.
— Конечно, Здоровяк. Следуйте за мной. Операция «Соблазни Грэма» продолжается.
Я прохожу мимо гостевой спальни и веду Грэма в свою. Щелкаю выключателем и машу рукой, как Ванна Уайт.
Его глаза бегают по комнате. В то время как остальная часть дома выкрашена в различные оттенки белого, кремового и серого и оформлена скучным дизайнером интерьера, моя комната — полная противоположность. Стены выкрашены в темно-малиновый, а мебель сделана из темного дерева в деревенском стиле. Стеганое одеяло на моей кровати размера «кинг-сайз» черное, а поверх него наброшено большое пушистое леопардовое. Гардеробная полупуста, к большому разочарованию Дианы. Никаких дорогих украшений на стенах или причудливой люстры, свисающей с потолка. Только несколько фотографий Эрика и моих друзей, а также пару постеров рок-групп, которые так и не удосужилась снять.
Это единственное место в этом доме, которое по-настоящему принадлежит мне.