Я переворачиваю их, просматривая нижнюю часть обеих страниц: «Бесконечно люблю, Эрик».
Бумаги падают на одеяло, пока тупо смотрю на завитки черных чернил, из которых состоят предсмертные письма Эрика.
Письма, которые, по словам Эвы, Эрик никогда не оставлял.
Письма, которые ее отец прятал в своем кабинете. Письма, которые я нашел, взламывая его сейф. Нет, нет, нет!
Провожу руками по лицу и скрещиваю их сзади за шею.
Почему они есть у Монтальбано и почему Эва не в курсе?
Это все изменит.
Как бы мне этого не хотелось, как бы плохо себя ни чувствовал, знаю, что нужно делать дальше: я должен прочитать эти письма и выяснить, что скрывает Монтальбано.
Беру письма и начинаю с первого.
ДОРОГИЕ МАМА И ПАПА,
Хотелось бы, чтобы был другой способ. Лучше бы я не втягивался в эту передрягу. Хотел бы не быть таким испорченным. Хотелось бы, чтобы не был сплошным разочарованием для вас. Среди сотен вещей, которые хотел бы изменить, больше всего я хочу, чтобы вы простили меня за то, что сделал.
Я знаю, что причинял вам лишь боль все эти годы. Страдал всю жизнь, временами едва держась на ногах, и знаю, сейчас ты теряешься в догадках почему. Даже я этого не понимаю. В моем сердце постоянная боль, тяжесть в груди, и что бы ни делал, это не проходит. Думаю, именно поэтому начал играть в азартные игры. Когда я выигрываю, мне становится лучше. И это все, чего действительно хочу, — чувствовать себя хорошо. Чувствовать себя счастливым. Чувствовать себя нормальным.
Мама, мне так жаль. Ты этого не заслуживаешь. Я лишь надеюсь, что ты знаешь, как сильно тебя люблю. Это не твоя вина.
Папа, понимаю, почему ты не помог мне, когда я пришел к тебе прошлой ночью. Ты всегда учил меня поступать правильно, и мы оба знаем, что внесение залога мне бы не помогло. Это было бы временным решением проблемы. В конце концов я бы вернулся в Бруклин и снова проиграл деньги в азартные игры.
Это единственный способ.
Пожалуйста, прости меня.
Бесконечно люблю вас, Эрик
У Эрика были проблемы с азартными играми? Знала ли Эва об этом?
Черт. Я должен сказать ей. Не могу притворяться, что никогда их не видел. Не тогда, когда они — единственное, чего Эва хотела бы иметь.
А это значит, что я также должен рассказать ей правду о себе. О том, что на самом деле делал, выдавая себя за ее телохранителя.
Простит ли она меня?
Как?
Независимо от результата, я должен поступить по совести, и никак иначе.
Пришло время для правды.
ЭВА
— У НЕГО КАК У ЖЕРЕБЦА, НЕ ТАК ЛИ? МУЖЧИНА ТАКОГО РОСТА ТАК И ДОЛЖНО БЫТЬ.
Я ухмыляюсь и качаю головой, прежде чем отхлебнуть из своей чашки кофе.
— Это единственное, что тебя волнует?
Диана усмехается.
— Мы уже знаем, что он добрый и заботливый. И то, что он по уши влюблен в тебя. Я просто хочу убедиться, что у него с собой все нужные инструменты для работы.
— О, он определенно самые необходимые инструменты. — Восхитительная дрожь пробегает у меня по спине при мысли об инструментах Грэма. — Один только его язык заслуживает премии «Оскар» за «работу».
Диана визжит, привлекая взгляды нескольких ближайших посетителей Starbucks.
— Я так и знала. Мужчина так не выглядит и не знает, как доставить удовольствие женщине, если только он не гей. Это было бы неправильно.
Я смеюсь.
— Просто не могу поверить, насколько хорошо прошел сбор средств.
— Я могу. — Рука Дианы скользит по столу и накрывает мою. — Ты проделала потрясающую работу. Эрик бы так гордился тобой.
Упоминание имени Эрика уже не ранит так сильно, как раньше. Разговаривать с моим отцом, видеть вещи Эрика в его спальне — все это кажется естественным. Хочу помнить его, я хочу говорить о нем. Возможно, отбрасывание его воспоминаний в сторону было тем, что причиняло мне такую сильную боль в первую очередь.
Собираюсь рассказать Диане об идее Грэма открыть художественную студию, когда звук его голоса прерывает меня.
— Вспомнишь черта, как говорится, — говорит Диана, подмигивая.
Когда поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Грэма, тут же понимаю, что что-то не так. Смятение, исходящее от его выразительных зеленых глаз, выдает его с головой.
— Грэм, — говорю я, вставая. — Что такое?
Он проводит рукой по своим растрепанным волосам, его адамово яблоко подпрыгивает вверх-вниз.
— Мне нужно с тобой поговорить.