И теперь все это обретает смысл.
Черт. Я. Вот почему папа хотел, чтобы я был там в ночь похищения Эвы.
— Итак, если все еще хочешь уволиться, — говорит папа, небрежно пожимая плечами и указывая на дверь. — Иди. Но не звони мне из своей камеры. — Он смеется. — И сомневаюсь, что твой новый друг Энтони Монтальбано внесет за тебя залог. Этот человек не захотел помочь даже собственному сыну. Кроме того, он будет слишком занят похоронами своей дочери после того, как она будет трагически убита собственным телохранителем.
— Ты прикоснешься к ней только через мой труп!
— Это можно устроить.
Я так взбешен, что ничего не вижу. Цвета вокруг меня сливаются воедино, когда мной овладевает головокружение. Не знаю, что сказать или сделать, чтобы это исправить.
Все, что знаю, это то, что я должен защитить Эву, мою сестру и Гвенни. Единственный способ сделать это — продолжать работать на моего отца. Но Монтальбано уже знает правду. Он и близко не подпускает меня ни к своему дому, ни к офису. Как я это проверну?
— Хорошо, — говорю я. Мои плечи опускаются, когда желание сражаться со свистом покидает меня. — Я помогу тебе расправиться с Монтальбано. Просто держись подальше от Эвы и отпусти Джен и Гвенни. Таковы мои условия.
— Договорились. — Папа хлопает в ладоши, из его горла вырывается зловещий смешок.
— Видишь? Неужели это было так трудно? Я не знаю, почему ты постоянно нарываешься на драку…
Что-то ударяет отца по голове, и он падает на пол.
ЭВА
ДА, Я НИ ЗА ЧТО НЕ СОБИРАЛАСЬ ВОЗВРАЩАТЬСЯ ДОМОЙ.
— Эва, какого черта ты здесь делаешь? — кричит Грэм, бросаясь ко мне.
Я переворачиваю чугунную сковороду в руке и пожимаю плечами.
— Помогаю.
Двое мужчин с ножами в руках топают к нам, и Грэм толкает меня себе за спину.
— Отойди.
Я выглядываю из-за гигантской стены тела Грэма, чтобы хорошенько разглядеть мужчин, которые ударили меня по лицу, связали и бросили на заднее сиденье фургона.
Ни один из них не такой высокий, как Грэм. Они оба выглядят примерно одного возраста, у них глубокие складки на лбу и вокруг глаз. Один лысый, другой щеголяет с сальной прической как у осла. Без лыжных масок они не такие страшные.
За исключением ножей.
— Ты слышал меня, Клеммонс, — говорит Грэм лысику. — Я согласился работать на своего отца и давать ему то, что он хочет. Не нужно никому причинять боль.
Клеммонс целится в меня своим ножом.
— Это было до того, как эта сука вырубила его.
Я показал ему средний палец.
— Пошел ты, кабель.
— Эва, не надо! — шипит Грэм. — Позволь мне разобраться с этим.
Лысый мужчина ухмыляется.
— Она такая же дерзкая в постели? Может, я устрою тест-драйв перед отъездом.
Мышцы Грэма напрягаются.
— Ты умрешь раньше, чем успеешь расстегнуть молнию на штанах.
Его зловещий тон напоминает мне о той ночи, когда он избил Доминика, и я помню, как он потерял контроль. Учитывая, что на кону я и его семья, у меня нет никаких сомнений в том, что Грэм выполнил бы свое обещание покончить с чьей-то жизнью. Это изменило бы его навсегда.
Я должна быть уверена, что этого не произойдет.
— Хватит этого дерьма, — рычит Клеммонс. Он бросается на Грэма, вонзая свой нож ему в живот.
Грэм уклоняется от его попытки и ловит его за запястье одним плавным движением. Он выворачивает запястье и бросает нож на ковер. Затем наносит мощный удар в челюсть и вырубает его.
Лысый идет за Грэмом, повернувшись к нему спиной, но я изо всех сил размахиваю сковородкой. Она попадает ему в руку, и он воет от боли, когда его нож падает на пол.
Грэм отбрасывает его ударом ноги.
— Убирайся отсюда. — Он мотает головой в сторону дивана. — Увези их с собой.
Где, черт возьми, копы? Я позвонила им сразу после того, как вломилась через боковое окно в дом Джен.
Проскакиваю мимо Грэма, пока он обменивается ударами с лысым мужчиной, и распахиваю входную дверь.
— Скорее!
Джен подхватывает Гвенни на руки и выбегает на улицу.
Я задерживаюсь в дверях, наблюдая, как Грэм замахивается кулаком и наносит очередной удар. Голова лысого мужчины поворачивается вправо, и он падает на спину. Все в отключке. Грэм — единственный, кто остался в живых. Мы сделали это.
Я подбегаю к нему и прыгаю в его объятия, сжимая его так крепко, как только позволяют мои руки и ноги.